Яна Розова - Сожжённые цветы

— Эй, батюшка, ты куда?..

Священник не обернулся.

Он вышел на улочку дачного посёлка, набрал номер телефона Паши. Тот, словно читая его мысли, спросил:

— Это Федя?.. Веселовский не бредил — он видел, как насилуют ребёнка?

Отец Сергий подтвердил.

Холодный осенний воздух был пронзительно свеж. Священник огляделся, соображая, как бы ему добраться до деревянной Остюковской церкви, примерно выстроил вектор движения, решительно двинулся в путь. Обошёл ближайший холм, выбрел на тропинку, ведущую к Остюковке, и увидел на холме маленькую деревянную постройку, похожую на забытую игрушку.

Приглядевшись, увидел, как из крошечных окошек подымаются столбы дыма.

17 октября

В церкви плавился воздух, рушились куски горящей деревянной крыши. Пиршество огня сопровождалось жуткими звуками: треском и гулом, невнятными стонами, утробными вздохами.

В первые секунды, вбежав из холодного воздуха в жерло печи, Паша учуял запах бензина — поджигатель щедро полил стены и земляной пол. Спустя несколько горячих мгновений обоняние отказалось служить.

Самое страшное находилось прямо перед глазами: Света, привязанная к столбу, обложенному горящими ветками. Её тело безвольно обвисло на верёвках, одежда тлела. Паша догадался: Светлана потеряла сознание, надышавшись угарным газом. Это хорошо, решил сыщик, потому что иначе она сошла бы с ума от боли и страха.

Он увидел в своей руке нож (когда успел прихватить?) и бросился к столбу. Спеша разрезать верёвку, не обращал внимания на впивавшийся в кожу огонь. Жар обжигал ноздри, губы, глаза. Приходилось регулярно прижиматься лицом к ткани куртки на плече, промокая слёзы — Пашке казалось, что они вот-вот закипят.

Наконец, верёвка сдалась. Тело Светы обвалилось в его объятия, он сунул нож в карман штанов и двинулся к выходу.

Выпав в холодный осенний воздух, Седов задыхался от кашля, не замечая, что кожа на руках вздувается волдырями. Опустил Свету в высохшую жёлтую траву, холодную и сырую. Солнце ушло за горизонт, но и последних его отблесков хватило, чтобы разглядеть: огонь опалил ноги, бёдра, руки до плеч, покрыв всё чёрными пятнами.

Вздрогнув, Света закашлялась.

— Федя… — прошептала едва слышно.

— Света, прости меня, слышишь? Это я виноват, я во всём виноват!

Её слова прозвучали эхом его слов, но Паша догадался: она не услышала его.

— Федя не виноват. Я виновата. Пусть он простит…

Седов хотел, чтобы она поняла, услышала, ответила, и — закричал:

— Света, я люблю тебя, слышишь? Ты будешь жить!

Она посмотрела прямо в глаза сыщика и узнала его:

— Паша, ты хороший, а я тебя не любила…

— Нет, не говори это сейчас! Света…

Он пытался объяснить — почему, что, зачем и как, но её лицо под пальцами смерти уже превращалось в маску. Пашка попытался вдохнуть в неё жизнь, разбудить сердце, но Света осталась бездыханной.

Он заорал, надеясь повернуть время назад или хотя бы разбудить от смерти, а в следующий момент ощутил шок, не сообразив сразу, что то был удар по голове. Он откатился в сторону.

Над ним стоял Федя, наряженный в своей попугайской манере, перепачканный сажей. В руках он держал бейсбольную биту. Размахнулся.

Движимый одним только инстинктом, Седов перевернулся на живот, увидел, как бита врезалась в плотный травяной колтун в том месте, где только что находилась его голова. Вскочил, бросился на Федю, забыв о лежащем в кармане ноже.

У Пашки не было ни единого шанса победить в схватке — руки горели, словно облитые кислотой, в лёгких клокотало, но горе породило ярость: всего одним отчаянным ударом Седов выбил биту из Фединых крепких рук.

Обезоружив противника, проигнорировав несколько весьма ощутимых хуков в живот и грудь, подсечкой повалил парня. Машинально, отработанными в спортзалах приёмами, обездвижил Федю: поймал его запястья, заломил руки за голову, коленом придавил грудь, локтем упёрся в землю и тесно прижал предплечьем шею.

Хрипло объявил:

— Ты ответишь за всё.

— Лучше убей! — широко улыбнулся парень. — Теперь я могу умереть. Ведьмы, которые погубили меня, в аду. Тот, кто превратил меня в чудовище, убит. Я, Злой Ангел, победил.

Он был прав: Паша не смог остановить его.

— Мне жаль тебя, но будь ты проклят!

Седов вспомнил о ноже.

Неважно, что посадят. Жизнь кончилась, какая разница, как теперь существовать?

Нож зацепился за внутренний отворот кармана, Пашка перенёс вес тела на опорную ногу, ослабив давление на грудь Злого Ангела — и тот воспользовался возможностью: рванулся, сбросил с себя сыщика, ловко подхватил биту.