Святослав Горелов - Чумной доктор

– Простите, до меня обрывками фраз долетело, что убитого звали Кирилл по фамилии Прохоров. Мне кажется, среди моих знакомых был такой. Вы бы не могли описать его внешность?

– Тайна следствия! – гордо фыркнул в ответ один. А другой, помолчав, предварив ответ словами «да какая это, к хренам собачьим, тайна» дал краткое описание жертвы, весьма подробно представив мне портрет убитого. Теперь сомнений не оставалось – был убит именно тот Кирилл, который любезно сдал мне уже несуществующей на картах уральской столицы дом.

Я поблагодарил полицейских и направился в сторону своего… нет, не своего, а уже ничейного дома.

– Эй! – вдруг окликнул полицейский меня. – Вас может подвезти, а то все-таки ночь?

Почему-то мне показалось, что не в ночи дело, а именно в том, что я опять стал важным свидетелем (какая-то прямо карма в жизни!) и идти среди ночи по пустым улицам, после встречи с убийцей, не самая лучшая затея. Но мне было не страшно, да и вряд ли чумной доктор решит со мной расправиться, потому я вежливо отказался от услуг полицейского такси и исчез в ночи.

Ночью мне приснился Кирилл. Я открыл глаза, вокруг было все в точности как и в реальной жизни, а хозяин дома, к этому времени давно убитый, грустно сидел в кресле-качалке, слегка покачиваясь в такт мерного тиканья старого будильника, глядя в окно.

– Меня убили, – констатировал он уже известный факт. И слегка пожал плечами, будто не понимая за что.

Но он и в самом деле не понимал.

– Надеюсь, ты не мучился, – ответил ему я, потирая заспанные глаза.

– В жизни мучаешься дольше, – сказал он, слегка шмыгнув носом, и по щеке у него скатилась небольшая слеза, сверкнув в отблесках света фонаря.

– Ты запомнил, как он выглядел?

Еще никогда мне не приходилось разговаривать с мертвыми, даже во сне. Мертвые, как и многие живые, обходили меня стороной, а если чуточку и приходили в снах, почему-то никогда не заводили разговоров. Для них я был неинтересным собеседником.

– Его все запоминают. И все видят. Черная куртка, медицинская маска на лице, желтый бокс, который он открывает, чтобы…

С каждым словом он все больше растворялся в сумраке комнаты и последние слова усопшего потонули в безвестности, после чего я открыл глаза уже в реальном мире, где за окном ярко светило солнце, было морозно и на мгновение показалось, что пришла зима.

Планов у меня, кроме начиток заказанных книг, не имелось. Обстоятельства прошедшей ночи до сих пор казались немного иллюзорными, словно мне приснился какой-то очень реалистичный сон. Но все произошедшее не было ночной дремой, как бы того не хотелось. Привыкнув к чтению печатного слова, я и отправился в киоск, чтобы купить свежую прессу. В стране, где количество бумажных изданий каждый год катастрофически сокращалось, также как и точек их продажи, купить и читать свежую газету, пахнувшую типографией и трудом людей, не спавших всю ночь, выпуская издание, было приятно. К счастью, в крупных городах еще оставались пару местных изданий, которые не менее оперативно, чем интернет сообщали новости, а главное, сообщали их точно, без допущения непроверенных подробностей.

Поэтому после утреннего моциона за прессой, я вернулся в дом, позавтракал, и прочел статьи, частично посвященные не только загадочному убийце, но и мне.

Итак, ночью убита двенадцатая жертва, у следствия по-прежнему не было версий, а единственный свидетель, то есть я, назывался важным шагом в продвижении расследования к финальной точке. Эти слова записали со слов высокого руководителя Следственного комитета, некой Аллы Манжос.

Правда, я являлся не таким уж и важным свидетелем, благодаря мне чумного доктора не поймали, и ничего нового в облике загадочного убийцы не увидели. Следовательно, прекрасная руководительница комитета нагло врала. И вранье было ничем иным, как откровенным бессилием в деле поимке подонка. Между тем страх и недовольство жителей города, и естественно недовольство кое-откуда сверху, только нарастало.

Я бросил газеты на старенькую прикроватную тумбу, и решил навестить свою возлюбленную, не в силах оставаться дома.

Ее звали Фаина, и наша любовь состояла ни в коем случае не в платонической связи, а исключительно в духовной. Она всю жизнь работала в межнациональной библиотеке. По счастливому стечению обстоятельств, библиотека располагалась всего в нескольких кварталах от моего нового местожительства, аккурат за печально прозванным в народе «цыганским поселком». В девяностые годы здесь был самый настоящий центр распространения наркотиков, красные кирпичные дворцы, до безобразия безвкусные, вырастали на месте бывших избушек, а их владельцы ощущали себя хозяевами жизни. Сейчас возведение домов прекратилось, былые особняки постепенно утрачивали свой первоначальный блеск, а про наркотики и вовсе забыли. По крайней мере, это не делали так открыто как раньше, а регулярные облавы ОМОНа, не давали забывать особо отчаянным, что лихие годы позади и наркотики – зло, выраженное в километровых тюремных сроках.