Анастасия Хатиашвили - Лучшее, чего у меня нет

Водитель, не скрывая любопытства, посматривал на меня в зеркало заднего вида. Было очевидно, ему не терпелось со мной заговорить. Дорога была долгая, и ему хотелось провести ее в беседе. Но сейчас я не мог рассуждать на тему повышенных налогов, обесценивания лари или плохого урожая. Мои мысли были только о Зазе и его проделках.

Я думал, кто бы ему мог помогать в этом, усиленно перебирая в памяти всех друзей и приятелей Зазы. Дато Микеладзе – он тоже пел с нами в церковном хоре. Правда, потом пошел не лучшей дорогой и попался на продаже наркотиков. Отсидел пару лет и сейчас живет в Испании. Неужели он? Но он не походил на человека, который бы занимался этим делом после смерти Зазы.

Может, Гиги Берулава? Он был немного старше нас с Зазой. Юрист по образованию, Гиги был руководителем неправительственной организации, занимающейся проблемами гендерной политики в Грузии. И, конечно же, был бисексуалом. Он часто засорял нам с Зазой мозги всякой ерундой, но был неплохим парнем. Хотя пол-Тбилиси мечтало избить его из-за его ультралиберальных взглядов на власть и уклад жизни большинства грузин. Гиги не боялся и даже любил жестко высказываться. И это не мешало ему ежегодно отхватывать от зарубежных стран крупные куши грантов на развитие своего фонда и налаживание гендерной политики в стране. Но мне никак не верилось, что Берулава был способен вовлечься в чепуху такого рода.

Кто еще? Может, Нина? Девушка, которая с детства была безумно влюблена в Зазу. Он с ней тоже дружил. Может, разыскать ее? Хотя тоже не похоже, чтобы Нина была способна на такое. Недавно она вышла замуж за человека довольно жесткого и консервативного. Троих детей ему родила почти одного за другим. Где ей заниматься письмами Зазы?

И вдруг меня озарило. Отец Матэ. Точно. Ошибки быть не может. Это отец Матэ. Священник из нашего с Зазой детства. Его, обладателя просто неземного, божественного голоса, настоятель нашей церкви и руководитель хора, в котором мы с Зазой пели, как-то пригласил в Тбилиси всего на один вечер. Не помню, что это был за вечер. В церкви тогда собрались только наш хор и совсем немного паствы. Отец Матэ пел, как всегда, закрыв глаза. И это были прекрасные песнопения. Мы не могли оторвать от него глаз. Не просто потому, что он был нескромно для священнослужителя красив. Нет, отец Матэ был не похож ни на одного священника, с которым мы были знакомы. Когда он увидел, что мы после окончания службы с Зазой уединились и вместе намылились куда-то, он подозвал нас и сказал:

– Впервые слышу такие сильные мальчишеские голоса. У тебя, Заза Сария, необыкновенный по чистоте и глубине первый голос. А у тебя, Торнике Накашидзе, бархатный второй. Берегите их. Даже если вы не станете певцами (к чему я вас не призываю, главное, будьте людьми), пойте иногда. За столом, на природе, когда вам будет весело или грустно, просто, когда захочется или когда не найдете нужных слов и решений. Не стесняйтесь. Поющий мужчина – это красота. Помните это. И приезжайте ко мне в монастырь Джумати. Я научу вас еще кое-чему. Я не просто так, ради приличия говорю, правда приезжайте. Прям этим летом.

И мы правда поехали в Джумати. А потом еще один раз, и еще. И то, кем Матэ стал для нас с Зазой, то, как он сам нас полюбил всем сердцем, вдруг позволило мне подумать, что эта личность, во многом для нас еще не разгаданная, могла бы помочь Зазе в этом неординарном деле. Уж очень отец Матэ был многогранен как человек и непредсказуем как священник.

Таксист остановил машину в незнакомом мне месте. Местные жители шумно, прямо у обочины призывали проезжих приобрести мясо, вино, чачу, самодельные ликеры, чурчхелу, лаваш, сыр, орехи, семечки и сухофрукты. Водитель вышел набрать воды из бьющего из скалы источника. Я купил горячего лаваша с сыром и вареную кукурузу. Когда вернулся к машине, хозяин мерседеса курил у открытой двери.

– Ты друг Зазы? – спросил он, прищурившись.

Я откусил сыра с лавашем и кивнул.

– Заза был отличным парнем…

Я серьезно посмотрел в его черные глаза. И понял, что про смерть Зазы знают все, кроме его отца.

– Он очень сильно любил отца. И сделал главное – простил его. Он просто принял его таким, какой Акакий есть. А это большой поступок. На это немногие способны. Единицы, если на то пошло.

Он протянул мне бутылку с водой из источника. Я осторожно сделал глоток холодной воды. Весь оставшийся путь мы с водителем проговорили. В Тбилиси я приехал около полудня. У моей двери, на коврике, я нашел второе письмо от Зазы. Я сделал глубокий вдох, вошел в квартиру, поставил на пол гостинцы от отца Зазы и поспешно открыл письмо.