Сергей Астахов - Секреты экстемальной охоты в Чернобыльской Зоне

─ Мне с трудом верится, что священник, ─ генерал подошел к стоящей в углу табуретке, на которой стояла банка с водой, открыл малиновую пластмассовую крышку, сделал несколько больших глотков, и продолжил: ─ Ну вот, уже лучше. Вода удивительно как хороша. А местный проповедник, я думаю не причем, скорее всего, произошла какая-то накладка. Попробуй воду, замечательно освежает. Удивительно, вокруг одни болота, а вода ключевая, давно такой не пил. Где они ее берут? Удивляюсь.

─ Да плевать я хотел на них, и на их воду. ─ Воробейчик поднялся, обошел стол, мельком заглянул в окно и осторожно приоткрыл дверь.

Осеннее утро дохнуло в приоткрытую дверь приятной свежестью, в которую вплеталась слабая ароматическая нотка бензина. Ночной туман уверенно уничтожало восходящее солнце. Прозрачный золотистый свет медленно опускался по стволам чахлых сосен, разбросанных там и сям на небольших островках, среди моря камышей. Туман погибал на глазах, разваливался на куски и таял.

Генерал прошелся по трапезной, посмотрел на спину Лени Воробейчика продолжавшего любоваться природой и сказал:

─ Вопрос напрямую касается вас, господин отставной майор, ─ Я не вижу рюкзаков наших друзей, лейтенанта Ивана Сазонова и норвежца Ульме Яккинена. Нет и их самих, я не склонен думать, что на них снизошло особое географическое озарение, и они уже на пути домой. Или куда еще они могли пойти? Писатель в разговоре не намекал? Возможно, поблизости есть нечто полезное для его книги? Потому что, ваша утренняя теория о парной слабости желудков, представляется мне малоубедительной. Что подсказывает богатый профессиональный опыт?

─ А я говорил, не нравится мне этот поп. И дело совершенно не в обуви. Из под рукава несколько раз выглядывал «Ролекс». Я сначала подумал, что это китайская подделка, но не было времени, все как следует обдумать. Лейтенанта мучила жажда, вспомни его: «Давай – давай»! И шапочка, усыпанная отборными стразами от «Сваровски». Прямо скажу, Сазонов меня почти не тревожит, это наш человек. Так сказать, он социально адаптирован. Но писатель дело другое, он наивен до последнего предела. Его даже дистрофичная муха обидит.

─ То есть ты считаешь, что в нашем нынешнем положении виноват, как там его? А… Гамадрил?

Воробейчик подошел к окну, задумчиво провел пальцем по стеклу и сказал:

─ Нам нужен заложник. Кто ни будь из здешней мутной братии, ─ он указал подбородком на храм. ─ А лучше этот, который в рясе. Был бы с нами Фомич, сделали бы без разговоров, все просто, вломились с трех сторон, покрутили главарю ветки, затем щадящее физическое воздействие, и песне не будет конца. Но вдвоем, без оружия, боюсь не осилим, ─ Воробейчик подвинулся ближе к окну, ─ Степаныч, иди скорей сюда, глянь. В жизни такого не видел. Реальный параолимпиец.

Сталкер Крот очень устал. Вчера, ближе к полуночи, он спустился с колокольни вниз и спросил у Гамадрила почему его не сменяют. Тот, как раз разговаривал с кем-то по спутниковому телефону. Настоятель зашикал на Крота, быстро оборвал разговор, буркнул трубке: ─ «Перезвоню», ─ и напустился на сталкера: ─ «Вы что себе позволяете! Немедленно вернитесь на свое место! Знаете, какая самая главная человеческая добродетель? Да будет вам известно раз и навсегда – это послушание. Я не благословляю вас покидать пост. Имейте в виду, самочинщики мне здесь не нужны. Еще раз такое повторится, и нам, скорее всего, придется расстаться. Помните, каким вы к нам пришли? А мы поставили вас на ноги, одели, обули, обогрели, обеспечили духовным питанием, а вы теперь чем нам платите? От неуемного обжорства, у вас плоть взбунтовалась».

Крот сплюнул кровь в ладошку и показал сгусток темной крови Гамадрилу.

─ «Не надо тут мне спекулировать своими мнимыми болезнями», ─ еще сильней закричал Гамадрил. ─ «У всех, что-то болит, вот у меня, никак не проходит мозоль на правой ноге, разве я прихожу к вам и начинаю стонать и плакать?»

─ Я не плакал, ─ сказал Крот. Он понял, что дальнейший разговор бесполезен. Для опьяневшего от чувства собственной значимости настоятеля, существовал только один закон, одна правда, одна цель, обслуживание огромного, раздутого до колоссальных размеров эго. ─ Я понял свою ошибку, ─ смиренно опустил голову сталкер, ─ Простите великодушно, нет числа прегрешениям моим. Бес попутал. Гордыня одолела. Простите еще раз и помолитесь за меня, дабы отступил от меня лукавый. Ходить мне всегда стезями правды и тьма беззакония не найдет места во мне.