Симона Сент-Джеймс - Сломанные девочки

– Седьмая команда! – произнесла Джинни, поворачиваясь к девочкам и маша рукой, а затем двинулась к концу поля.

– Девятая команда! – отозвалась Бренда, ведя своих девочек в противоположную сторону.

В Айдлуайлде не было девяти команд по хоккею. Эти названия они взяли из старого графика тренировок, написанного карандашом и прикрепленного к стене раздевалки кем-то из прошлых капитанш. Старые надписи почти полностью выцвели. Роберта была в девятой команде. С клюшкой в руке она шла за другими девочками, пока Бренда – ее толстые ляжки со присвистом терлись друг от друга под форменной юбкой – орала, втолковывая им стратегию игры.

Наконец Роберта побежала.

Эти команды состояли из элитных хоккеисток – девочек, которые выбрали хоккей с мячом в качестве факультатива, то есть необязательной части учебной программы. Двадцать две девчонки, никаких запасных, каждая с клюшкой в руке, кроме вратарей. Всего минуту назад они казались сонными, но как только игра стартовала, они начали двигаться с безудержной подростковой энергией, бегая туда-сюда по полю за мячом, нарезая круги, подрезая, ставя подножки. Победитель не получал никакой награды, команда Айдлуайлда не выступала в настоящей спортивной лиге, и девочкам не приходилось соревноваться с другими школами. В спорте, как и во всем остальном, Айдлуайлд был в гордом одиночестве. Поэтому команды играли друг против друга, вкладывая в эти матчи весь свой соревновательный дух.

Во время игры Роберта словно переставала думать и просто существовала в своем теле, каждая частичка которого двигалась в идеальной гармонии с другими. На поле не было болтовни, партий или компаний, сплетен или вранья. Девочки играли в утренних сумерках почти в полной тишине. Их лица были напряжены, они тяжело дышали. В такие моменты Роберта больше не тосковала по дому и не вспоминала свою комнату, вид из окна на аккуратную уютную улочку, плед на кровати, который сшила ей бабушка, и шкатулку, подарок матери на тринадцатилетие. Ей не хватило духу взять шкатулку с собой в Айдлуайлд, где ее могли украсть другие девочки-незнакомки, готовые шарить в ее вещах в общей спальне.

Пэт Карриво отдала ей пас, и Роберта быстро повела мяч по полю, уклоняясь от других девочек, атаковавших ее с обеих сторон. Ее кроссовки скрипели и хлюпали в траве, коса на голове промокла насквозь, дождь стекал по шее за воротник, но ей нравилось, как он холодит разгоряченную кожу. Она кружила вокруг ворот, но тут Синди Беншоу сделала быстрый выпад и перехватила мяч самым кончиком клюшки. Роберта отбежала назад, чтобы не столкнуться с ней, Синди помчалась с мячом вперед, и Роберта последовала за ней.

Теперь она чувствовала, что летит. Ее тело согрелось, и она почти не ощущала, как ноги касаются земли. Легким было больно от резкого дыхания. Ее было не остановить. И она больше не представляла себе лицо дяди Вэна, брата ее отца, который в прошлом году приехал пожить у них, когда его бросила жена и он потерял работу. Когда-то дядя Вэн воевал в Нормандии, а теперь не мог спать и работать. Сбоку на шее у него был огромный шрам, про который он никогда не говорил. Ладони у него были большие и мозолистые, Роберте казалось, что такими можно убить, – даже когда он просто клал их на колени и час за часом слушал радио. Она больше не думала о том, как однажды открыла дверь гаража и увидела там дядю Вэна, одного, скорчившегося на своем кресле. Как она увидела…

Над головой Роберты закричали птицы, а в лицо ей брызнула вода, тут же смешавшись со стекающим по вискам потом. Ее тело горело, и это чувство вызывало в ней восторг. Она хотела, чтобы это никогда не заканчивалось.

В тот день, открыв дверь гаража, она закричала – и больше не разговаривала. Днями, неделями, месяцами. Как только она открывала рот, мысли отключались, и в голове возникала пустота, вытеснявшая все слова. Сначала встревоженные родители отвели ее к врачу, опасаясь за ее физическое здоровье. Потом был еще один врач, а потом – какой позор для семьи! – психиатр. На всех этих приемах Роберта не произнесла ни слова. Она понимала, как все хотят, чтобы она снова стала прежней – что-то сделала, что-то сказала. Но она снова и снова видела перед собой только открывающуюся дверь гаража – и пустоту за ней. Роберта не могла объяснить им всем, что слова покинули ее и сказать ей нечего.

Так она оказалась в Айдлуайлде. Родители не знали, что делать с упрямым подростком, который отказывается говорить, а потому решили избавиться от нее. Первую неделю в школе Роберта молчала, а потом учительница задала ей вопрос, и она ответила на него голосом, скрипучим, как ржавое колодезное ведро. Свои первые слова за много месяцев она произнесла в ужасной школе, которую так ненавидели все девочки.