Энджи Ким - Смерть в Миракл Крик

Я потрогала ручку, подписанную «кислород», оттенка выцветшей меди, как скрипучий кран в нашей старой квартире в Сеуле. Сверила свои часы с большими, выставила будильник на восемь двадцать. В тот момент, когда я нажимала кнопочку «включить», плеер выключился, и я изумленно опустила руки.

Я часто вспоминаю этот миг. Смерти, паралич, судебное разбирательство – можно ли было всего этого избежать, нажми я ту кнопочку? Знаю, странно, что чаще всего я вспоминаю именно этот момент, хотя совершила тем вечером немало ошибок. Наверное, дело в том, что это пустяк, и кажущаяся незначимость наполняет его силой и вариантами. А если бы плеер меня не отвлек? А если бы я нажимала кнопку на микросекунду быстрее, если бы успела включить будильник до того, как плеер выключился посреди песни? «Я тебя люблю, ты любишь меня, мы счастливая семь…»

Пустота момента, отсутствие каких-либо звуков, такое давящее и гнетущее, навалились на меня, сжали в тиски. Услышав наконец шум, стук костяшек пальцев изнутри по замочной скважине, я почти испытала облегчение. Стук усилился, колотили уже кулаками, по три удара, словно выстукивая «Вы-пус-ти», потом уже без остановок, и я поняла, что теперь об дверь бьется голова ТиДжея. ТиДжей, мальчик-аутист, обожает фиолетового динозаврика Барни, а при первой нашей встрече он подбежал и крепко-крепко меня обнял. Его маму это умилило. Она сказала, что раньше он никогда никого не обнимал, он вообще терпеть не может прикосновения. Наверное, дело было в моей футболке, она ровно того же цвета, что и Барни. С тех пор я каждый день носила эту футболку, стирала вручную каждый вечер и надевала специально на его сеансы. И каждый день он меня обнимал. Все думают, я очень добрая, но на самом деле мне самой это нужно. Мне нужно, чтобы он обвивал меня своими ручками и стискивал, как раньше делала дочь, пока не стала отстраняться от объятий. Мне нравится целовать его в макушку, нравится, как его рыжие кудряшки щекочут мне губы. А теперь мальчик, чьи объятия мне так дороги, бьется головой о стальную стену.

Он не сумасшедший. Его мама объяснила, что ТиДжей страдает от хронических болей из-за болезни Крона, но он не говорит, и когда боль становится слишком сильной, он снимает ее единственным доступным ему способом: бьется головой о что-нибудь, чтобы новая резкая боль заглушила старую. Знаете, иногда бывает порез, который уже не можешь терпеть, и ты расчесываешь его до крови, и это такая приятная боль, только в его случае боль в сотни раз сильнее. Однажды она рассказала мне, как ТиДжей разбил окно лицом. Меня ужаснуло, что восьмилетнего мальчика терзают столь сильные боли, что ему приходится биться головой о металл.

Итак, реалии того момента – звук этой боли, непрекращающийся стук. Упорство, нарастающая настойчивость. Каждый удар создавал вибрации, которые отражались внутри меня и превращались во что-то оформленное, увесистое. Оно шевелилось во мне. Я чувствовала, как оно рвется сквозь кожу, выворачивает меня наизнанку, заставляет сердце биться в такт, все быстрее и сильнее.

Я должна была это остановить. Вот мое оправдание. Поэтому я выбежала из ангара, оставив шесть человек в ловушке в запертой комнате. Я хотела стравить давление и открыть камеру, вызволить ТиДжея, но не знала, как. К тому же, мама ТиДжея по внутренней связи попросила меня (точнее, Пака) не прекращать сеанс. Она успокоит сына, но только вставьте новые батарейки и снова запустите диск с Барни! У нас дома (а жили мы совсем рядом) где-то были батарейки. Бежать туда всего двадцать секунд, кислород выключать еще через пять минут. И я ушла. А сначала прикрыла рот, чтобы приглушить звук, и сказала низким голосом с сильным акцентом, как Пак:

– Мы заменим батарейки. Подождите пару минут.

Дверь дома стояла нараспашку, и я на секунду понадеялась, что Мэри дома, прибирается, как я ей и велела, и хоть что-то сегодня идет как должно. Но вот я зашла, а ее нет. Я одна, понятия не имею, где батарейки, и помочь мне некому. Я все время чего-то такого ожидала, секундная надежда заставила ожидания взлететь до небес, и теперь они рухнули. Я сказала себя успокоиться и принялась копаться в сером стальном шкафу, который служил нам кладовкой. Куртки. Инструкции. Провода. Ни следа батареек. Я захлопнула дверь, шкаф пошатнулся, тонкий металл задребезжал и застучал, словно эхо от ударов ТиДжея. Я представила себе, как его голова раскалывается, будто спелый арбуз, от очередного удара о сталь.

Я встряхнула головой, отгоняя мысль. «Ме-хе-я» – позвала я Мэри ненавистным ей корейским именем. Тишина. Я знала, что ответа не будет, но меня это все равно разозлило. Я еще раз крикнула: «Ме-хе-я!» – на этот раз громче и больше растягивая гласные. Звуки раздирали горло, болью прогоняя фантомное эхо ударов ТиДжея, все еще стучавших у меня в ушах.