Затем через открывающийся шлюз мы прибыли в другой корпус, где следовало пройти контрольные точки. Было нечем дышать, но с языком на плече я все же пробежала положенную дистанцию. Для этого был отведен специальный зал диаметром в сто метров и выдана временная серая спортивная форма. Беговая дорожка была обрамлена, неудивительно, фиолетовой светоотражающей лентой, которая в полумраке резала глаза. Когда, наконец, я разобралась с десятью кругами, то закрыла глаза, в висках запульсировало, тело повело в сторону, и я увидела неоновое большое кольцо – не упала. Послевкусие такое, будто съела яйца с сахаром, – не вывернуло.
Пришлось выполнять еще и спринт. На старте было по четыре девочки: вызывали по алфавиту, поэтому я успела отдышаться после предыдущего забега и пронаблюдать за тем, как курицы машут крыльями и пытаются взлететь.
Только когда девочка с каштановым высоким хвостом, бежавшая, кстати, с весьма приличной скоростью, в духе арабской лошадки, не успела затормозить, поскользнулась и вписалась в оградительную стенку, где сидели наблюдающие, – только тогда во мне проснулось искреннее сочувствие, и я подбежала к ней, чтобы помочь. Она оперлась о мое плечо и попыталась пойти, но, в конечном итоге, попрыгала с врачом в травмпункт.
Далее мы прошли проверку на дальность прыжка, метание гранаты, на растяжку и завершили все плаванием. Последний этап проходил в отдельном здании. Десять дорожек освещались подсветкой, а потолок и плитка были выложены из мозаики. Узор напоминал бесконечно связанные между собой геометрические цветки. Когда-то мы посещали храм, и его витражи были украшены таким же орнаментом, поэтому я почувствовала даже что-то родное и теплое, когда плыла кролем на спине. Быть может, тепло шло от девочки, плывущей на соседней дорожке.
В конце этапа я сняла очки, которые впились резинками в глаза, и почувствовала, как лицо начало гореть. Я растерла его ладошками и попыталась умыться водой из бассейна, но стало только хуже: дошел резкий запах хлорки. Я добежала до шкафчика в раздевалке и вывалила из чемодана вещи, суетливо ощупывая содержимое, чтобы достать таблетки. Накопила слюну и проглотила пилюлю. После того, как отек немного спал, решила собрать все вещи обратно и переодеться, но разглядела лишь изрезанные ткани, отчего покраснела пуще прежнего. Я была готова порвать всех, но после голосового сигнала поторопилась на экзаменационный этап, который проводили в головном здании.
Высушив полотенцем волосы и завязав на голове тюрбан, я пальцами напялила кроссовки и с хлюпаньем отправилась на испытание, не забыв при этом взять чемодан. Отыскала нужный кабинет и кое-как отворила дверь, поскольку замок не хотел поддаваться. Наконец, передо мной нарисовалась дюжина глаз мужчин и женщин.
– Здравствуйте, извините, а здесь проходит экзамен? – я шмыгнула носом от слизи и постаралась ответить на каждый возможный взгляд, но мой упал на большое количество мониторов и другой электроники; кто-то снял наушники, а кто-то разлил стакан с кофе – все остальные будто в рот воды набрали. Одна из женщин решила подать голос, но получилось нечто вроде хрипа и кашля:
– Это крыло персонала, вам в правое крыло.
– Поняла, спасибо.
Я медленно закрыла дверь и проверила табличку. На ней под номером «три» была надпись: «только для персонала», которую я, конечно же, не увидела из-за размытого зрения. Теперь я была кротом. То же самое разглядывала и на других дверях, пока плелась по коридору странного здания, утирая ладонью с лица ненужную жидкость и почесывая внутреннюю сторону предплечья. Я прошла через шлюз и попала на развилку, где изначально нужно было повернуть направо. На самом перекрестке чуть не врезалась в темно-синюю фигуру. Мужчина был полным и высоким, с тяжелыми веками, закрывающими половину глаз, и глубокой залысиной, в духе среднестатистического сотрудника дорожно-патрульной службы, и не излучал ничего плохого, как, впрочем, и хорошего. Его второй подбородок начал движение:
– Придержи коней, модная девочка, – он оглядел меня с головы до пят и с отдышкой выдал, на его взгляд, смешную историю. – Слушай, жила-была девушка по имени Анна. Красивая, нежная, глаза ее впитывали солнце и блестели золотом и бла-бла-бла, в стиле приторной ванили. Короче, любила она себя очень, но полюбила одного парня больше и пожелала быть с ним и в болезни, и во здравии. Так случилось, что столкнулась Аннушка с проблемой – кожа местами фиолетовой стала. Муж ее холил и лелеял, все зеркала убрал, чтоб не расстраивалась любимая, но не выдержал тоски-несчастья и на сторону пошел. Вышла Анна в лес погулять, чтобы не видел ее стыд никто, и встретила пару. Узнала она избранника своего и пуще прежнего посинела, дождь пошел, глаза мокрыми стали. Заглянув в лужу, свое отражение увидала, а потом в дом помчалась, рассудок растеряв, и выколола глаза свои, дабы не видеть больше никогда. «Что ж ты наделала, Аня?» – расплакался мужик. «За красоту меня любил!» – «Да, я любил тебя за красоту очей твоих, потому что в них я рассмотрел прекрасное. А сейчас я вижу пустоту, которая начала расти, болезнью порожденная! Так забери же сердце ты в знак истинной любви и усмири тоску свою и в горе утопи!» В общем, был пацан, и не стало пацана. Баба пошла, закопала глаза свои в саду вместе с бывшим, и выросли на месте том цветы небывалой красоты, потому что поливала она их водой из дыр. Ну, из тех, где глаза раньше были. Солнце наполнило растения яркостью, и стали светиться они и днем, и ночью, и песни петь заунывные. В итоге убежала баба в лес, и там нашли ее останки, конец сказке. Это я к чему? Ах, да. Так вот, если бы я себя не любил, то выколол бы себе глаза, когда впервые тебя увидал.
Читать дальше