Да, одни считают более весомым и уж куда более страшным именно тот самый Высший суд, на котором, кстати, до сих пор никто так и не был ни в качестве свидетеля, ни в роли народного заседателя, ну или же на худой конец, в качестве простых присутствующих лиц, не говоря уж, конечно же, об участи самих подсудимых. И на удивление зачастую именно к этой категории относятся люди, наделённые какой-то особой то ли волей, то ли наглостью, то ли глупой долей дерзости, при всём при этом они нередко откровенно демонстрируют какую-то неприязнь, брезгливость или даже насмешливость к отнюдь не самому лёгкому решению обычного суда. А есть и напротив те, кто испытывает неподдельное волнение от этого самого земного суда, абсолютно не внимая, даже игнорируя и порой отодвигая все какие-то там заповедные правила на далеко второстепенный план. Наверное, это вновь можно отнести к персональной внутренней морали с безграничным правом на ее определение, но это не главный предмет внимания. Речь идёт об удивительной схожести, о предельной идентичности судебных заседаний, точнее заметить это касается не конкретно самих форм процесса, каких-либо внешних обстоятельств и причин, а скорее это относится к самой сути, к структуре, к итогам рассматриваемых дел. Разница здесь конечно очевидна и заключается она лишь в отрезках жизненного пути подсудимого, где и насколько пролонгирован будет вердикт того или иного суда, от чего собственно и будет зависеть уровень шаткого качества дальнейшего существования субъекта в той или иной плоскости жизни. Именно суд подводит черту и устанавливает положение искомых рисок, начертанных на линии судьбы, именно он назначает место той новой точки отсчёта, с которого начнётся новый этап жизни.
Многие считают, что это самое ощущение, когда ты вроде бы как в состоянии максимальной концентрации внимания, что якобы направленно в плоскость настоящего, также в свою очередь абсурдным образом оно соединено со ступором рассеянного восприятия происходящего, и что оно, это самое ощущение связано именно с моментом оглашения приговора. Может быть оно и так, но я чувствовал это иначе. На протяжении всего процесса я находился в какой-то онемевшей прострации, лишь иногда выныривая краешком сознания на поверхность, а иногда и вовсе погружаясь в непроглядный туман. Нет, в глазах у меня не мутнело, я видел всё ясно и прозрачно, просто зачастую я стоял в недоумении, вроде бы, как и всё понимаю, наблюдаю за всеми движениями, за каждым ходом процесса, но и в тоже самое время откровенно ничего и не понимаю. Всё происходило как будто не здесь и не со мной, а я лишь просто стою и вроде как со стороны за всем наблюдаю. Сознание моё одновременно было и до предела напряжено и безразлично расслабленно, от чего мой внутренний тремор изредка переходил в лихорадку, скитаясь где-то между мной, залом суда и воспоминаниями, которые то и дело подробно и неспешно изобиловали из томов моих деяний. Помню прокурора, сухенький такой мужичок, холодный и сдержанный взгляд, одет в обычный тёмно-серый костюм не первой свежести, в светлую рубашку с продольными редкими полосками синего и красного цветов. Короткая стрижка с лёгкой проседью на висках незатейливо придавала его образу особую стать, все его черты лица ровными линиями были словно высечены из камня, что придавало ему ещё большую холодность. Раньше я всегда думал, что обвинитель на процессе должен быть одет в свой парадный, рабочий или ещё какой мундир, в форму в общем, но в моём случае всё выглядело не так, отчего вначале пробуждались некие доли сомнения, возникали вопросы и никуда не ведущие размышления.
– Что это вообще за суд такой? Какая-то не совсем похоже на реальность обстановка! А может, я сплю? Может всё мне это снится? Ещё звон этот в голове не прекратится никак…
Внутри меня в несносно тошнотворной панике сумбурно метались мысли, всё какие-то нескончаемые обрывки вопросов, но, не смотря на всё это я наивно продолжал надеяться, что это какой-то нелепый розыгрыш, что всё это неправда, что вот-вот всё закончится, и я вновь окажусь в привычном, комфортном состоянии и окружении. Сознанием я продолжал неистово цепляться за воздух, за любые мимо проскальзывающие детали, которые могли вызвать у меня хоть каплю сомнений в происходящем, в том числе я крепко уцепился надеждой за факт отсутствия форменной одежды на прокуроре, и за то, что этот зал не вмещал в себя зрителей, я изо всех сил теребил свою увядшую логику, притягивая за уши любые зыбкие домыслы. И что самое странное, в этой череде откровенного сумасшествия я совершенно не мог вспомнить, как очутился в зале судебных заседаний, не то чтобы я, оборачиваясь назад видел там какие-то туманные следствия, коридоры, россыпь времени и действий, я не видел ничего, словно кто-то взял и отрезал весь этот предшествующий путь сюда, будто до этого пресловутого зала суда у меня ничего не было, пустота. В голове то и дело периодически возникала мысль:
Читать дальше