Стефани Пинтофф - Во мраке Готэма (ЛП)

Это было не лучшее место для встречи, которое пришло бы мне на ум, но мне не хотелось спорить.

— Почему мы не можем встретиться с ней пораньше? — спросил я. — Может, вы сможете привести Стеллу в Центральный парк сегодня вечером?

— Нет, — Кора показала головой и взглянула на часы. — У меня сегодня вечером встреча. И я не могу её перенести.

Она делала всё, что хотела сама, и слушать не желала о другом плане, поэтому мы вышли обратно на 91-ую улицу и пошли в сторону Пятой Авеню и Центрального парка.

— Предлагаю разделиться, чтобы сэкономить время, — сказал я. — Сейчас почти три часа. Я отправлюсь и допрошу Отто Шмидта. Уверен, он уже протрезвел. А вы, может быть, вернётесь в Колумбийский университет и порасспрашиваете там парочку-другую людей?

Алистер согласно кивнул:

— Думаю, вы хотите, чтобы мы поговорили с Лонни Муром, если получится.

— Вы правы, — ответил я. — И ещё у нас есть имена двух девушек, тесно общавшихся с Сарой по поводу получения женщинами права голоса — Дженни Уэллер и Рут Кэбот. Поговорите с ними, если они дома.

— А как насчёт декана Арнольда? — спросила Изабелла. — Помните, что Агнус…

— Помним, — перебил я её. — Конечно, поговорите с деканом Арнольдом — если вы, конечно, сможете найти его в кампусе в субботу вечером.

— Я его найду, — улыбнулась Изабелла.

— Тогда встретимся за ужином и там поделимся полученной информацией, — решил Алистер. — Как вы смотрите на китайскую кухню? Я знаю прекрасное местечко на Пелл-стрит. Ходят слухи, что это просто китайский Дельмонико [52] Самый знаменитый американский ресторан в Нью-Йорке; по популярности, возможно, до сих пор опережает все ныне существующие. Прежде всего, «Дельмонико» создал стандарт цивилизованного поведения в ресторане в Нью-Йорке. Ресторан неоднократно переезжал с места на место, менял шеф-поваров, которые обзаводились собственными заведениями, но неизменным оставалось одно: высочайший уровень обслуживания и непревзойденная кухня «Дельмонико», которая и поныне считается эталонной. .

Дельмонико был самым изысканным рестораном в Нью-Йорке и располагался на Пятой Авеню. Думаю, им не очень нравилось такое сравнение.

Зная любовь Алистера к превосходной еде, я не сомневался, что в настоящем Дельмонико он был постоянным гостем.

Сначала его желание отправиться в Китайский квартал меня удивило, но когда он продолжил говорить, с восхищением отзываясь об их меню, я понял, что в его просьбе была и нотка авантюризма.

— Во сколько? — спросил я.

— Соберёмся на ужин, значит, в шесть часов вечера, — ответил Алистер. — У нас будет достаточно времени.

Алистер и Изабелла поймали экипаж, а я развернулся, чтобы спуститься в подземку на Третьей Авеню.

— Пелл-стрит, 24, - крикнул мне вслед Алистер.

Но я едва расслышал его, потому что все мои мысли вернулись к Отто Шмидту и нашему расследованию.

Я потратил около часа, чтобы найти Отто Шмидта, потому что из-за переполненности камер его перевели в отделение в Верхнем Ист-сайде.

Я съездил на станцию Оук-стрит на окраине города, а потом вернулся подземкой обратно в центр. Сплошная пустая трата времени.

Когда я, наконец, приехал в нужное отделение, меня отправили в камеру в дальнем конце коридора — самую последнюю от главного кабинета.

Наверно, офицеры хотели оказаться как можно дальше от Шмидта, чья одежда вся провоняла алкоголем и рвотными массами.

Отто Шмидт оказался худым, жилистым мужчиной с седой не стриженной бородой. Он сидел на простом металлическом стуле в дальнем углу камеры и плотно кутался в тонкое, изношенное серое одеяло.

Как только я вошёл в камеру, взгляд его чуть безумных глаз остановился на мне.

— Убирайтесь! — закричал он. — Сейчас же! Убирайтесь!

Он вжался в спинку стула, будто пытаясь в нём раствориться, и начал размахивать руками и ногами. После очередного рывка он, похоже, повредил правую руку и начал кричать от боли.

— Вы — Отто Шмидт? — для порядка спросил я, хотя мужчина на меня, кажется, совсем не обращал внимания.

Какое-то время он ещё рычал от боли, а потом сильно зажмурился, отказываясь даже на меня смотреть.

— Я сказал: убирайтесь. Я не стану с вами разговаривать. Я обещал, что уйду и не буду ни с кем говорить. Я ему поклялся.

Шмидт распахнул глаза и бешено посмотрел перед собой.

Может, до этого он и был пьян, но сейчас его поведение отличалось от обычного поведения пьянчуг. Не алкоголь сделал его таким беспокойным. Это был страх.