Ольга Дерябина - Х-безумие

Хмурое небо свисающими рыхлыми телесами, казалось, задевало макушки высоких сосен, нагибающихся под сильными порывами ветра. Периодически по лобовому стеклу стучали крупные капли, словно баба в поле с силой взмахивала рукой, разжимая ладонь с зерном, которое по инерции летело в машину.

Голдин ненавидел это время года. Когда заканчивалась золотая осень в сентябре и до прихода белого покрова («зимней сказки» – как говорят рекламщики) город держали промозглая пасмурная погода, слякоть, дождь, пронизывающий ветер. Не только у психов, но и у здоровых людей в этом природном депресняке могли начаться обострения.

Он пощелкал по каналам радиостанций. Заводные хиты 90-ых с серым антуражем за окном звучали нелепо. На другой волне поставили заупокойную мелодию, под стать сумрачному субботнему утру. Впрочем, там, куда он ехал, это было как раз к месту. Хотелось чего-то мелодичного, джаза, но его радийщики не догадались поставить.

Не найдя ничего подходящего, Голдин выключил магнитолу, сосредоточившись на дороге.

Сосны держали загородную трассу с двух сторон. Автомобилистов, кто в восемь утра выходного дня сел за руль, было немного. Пешеходов совсем нет – в такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Собак, кстати, тоже не было видно.

Старший следователь Голдин вспоминал, как летом по этой же дороге на Сиргеневском тракте возил семью на пляжи, которые простирались за соснами вдоль берега реки. Часть территории закрывали базы отдыха и «пионерские» лагеря. Часть попадала на дачные кооперативы и поселки. Часть оставалась «дикой».

Здесь не надо платить за въезд, но и об удобствах никто не позаботился. Единственное удобство – сортир под ключ в кафе с ежегодно растущей таксой. Или кусты вдоль трассы. При всех этих минусах было несколько плюсов: дикие пляжи ближе к городу, но главное – они заняли более просторные и живописные территории.

Его жена и две дочки пяти и девяти лет (главные достижения к его 33 годам) любили дикие пляжи. Особенно один из них, на который он сейчас и ехал.

В жару к 11-ти утра весь «бесплатный» песок обычно забивался полотенцами, складными стульями, лежаками, надувными матрасами. Голдин вспомнил визг и смех детей, командный голос мамаш, которые заходили в воду по колено и, подперев бока кулаками, сверху вниз смотрели, что творят их чада в искрящейся на солнце воде.

После закрытия купального сезон продолжался. Сюда приезжали парочки, стараясь припарковаться так, чтобы сохранить своё уединение. Любовались пейзажем, а потом друг другом за тонированными или зашторенными окнами.

Романтический сезон начинался с первыми теплыми деньками и заканчивался вместе с золотой осенью. С наступлением холодов этот уголок на берегу оставался брошенным.

***

Один местный ранним субботним утром забрел сюда. Ну как забрел – топиться пришёл. Вечером Митя Семёнов крепко напился, отмечая очередную пятницу. Его жена Катя вернулась под утро, где её носило – непонятно.

Говорит, у подруги была. И та, разумеется, подтвердит легенду , если он спросит. Но больно довольная Катька пришла с бабских посиделок.

Ревность разрывала. Обиженный муж горько сказал «Прощай» и пошел на речку, подальше от деревни.

Жена не бросилась следом. Эти угрозы она давно перестала воспринимать всерьёз. Каждый раз одно и то же: он уходил, она догоняла, уговаривала вернуться, поверить в верность и выбросить из башки всякую блажь. Потом прекратила бегать – надоело. А благоверный сам возвращался через пару часов. Смурной – то ли от передуманного по пути туда и обратно, то ли с похмелья. А вскоре всё повторялось снова.

Начались «брожения» через полтора года после свадьбы и продолжались столько же. Все спектакли молодая супруга выучила наизусть. Хочешь топиться? Валяй, а я хочу выспаться в заслуженный выходной. Лучше б нажираться перестал каждую неделю, чтобы жене не хотелось уходить из дома.

Уйти насовсем давно хотелось. Это ж не жизнь. И детей нет. Хотя, если бы появились, замучил с другим приступом ревности: от кого? точно ли от него?

Проигнорировав очередное «Прощай», молодуха приоткрыла окно, чтобы выветрить хмельной духан, и плюхнулась в кровать, укрывшись своим – свежим, не потным, одеялом. Митя же побрел знакомой тропой подальше от деревни, на пустующий сейчас пляж. Если надумает всё-таки топиться, нехорошо, чтобы дети увидели его разбухшее, обезображенное тело. Да и местным неприятно будет лицезреть мертвяка. Вот ведь благородство какое.