Абар-Ян Mila V - Лукавый летний лес

Может, она к своему несчастью попросила мужа поносить ее на руках, а он ей лечебное голодание с парилкой на солнце прописал? Да еще к дереву пристегнул, чтобы не сачковала?

Футболка короткая, она не прикрыла ни славную такую попку ни основную интимную зону, но делать нечего, пусть попка еще посверкает, пока до дома не доберемся. Опять же глаз порадует, скрасит мне тяготы несения девушки по лесу. А там найдет, чем прикрыться.

А может она нудистка и будет щеголять голышом по моему жилищу? Ой, лучше бы не надо! Мои моральные устои и так совсем пошатнулись от длительного воздержания, а тут такие соблазнительные объекты прямо передо мной. Вдруг не совладаю с собой, а она замужем…

Ну и как прикажете ее транспортировать? На руках метров сто я ее может и пронесу, а дальше? Тут я вспомнил, как мы забавлялись на военной кафедре, когда нам рассказывали про транспортировку раненых и мы по очереди таскали друг-дружку на себе. Хоть что-то пригодилось из тех времен, подумал я.

Присел я перед ней, взвалил через плечо, кряхтя встал и побрел пошатываясь к опушке.

Первое же поваленное дерево стало почти непреодолимым препятствием.

На четвертом дереве моя спина отказалась нести ее на правом плече. На седьмом дереве аналогичный сигнал от спины я получил и насчет левого плеча.

Надо взваливать на закорки, чтобы сцентровать груз относительно моего позвоночника. Тогда она будет висеть за моей спиной как рюкзак, все легче тащить. А как? Руки у нее за спиной, а надо чтобы она их вперед, передо мной свесила.

Посмотрел на нее, понял, что выход только один.

– Тысяча извинений, сеньора, – сказал я присев перед ней и раздвигая ее бедра.

Просунул я голову между ее бедер, притянул ее промежность как можно ближе к голове (уточняю для тех, кому что-то показалось: затылком пристраивался, не лицом) и встал. Теперь она висела вниз головой у меня за спиной, а ноги ее болтались впереди меня.

– Надеюсь она не придушит меня, когда очнется в таком положении, – подумал я прижимая рукой ее коленки к своей груди.

Шел я долго. Очень долго. Сколько привалов делал – не считал. Пару раз так оступался, что приходилось падать на колени, чтобы не уронить девушку на какую-нибудь суковатую ветку, что в изобилии появлялись на моем пути.

К домику мы пришли грязные, как две чушки. На пот толстым слоем налипла пыль и прочий лесной мусор. Не класть же ее на кровать такой грязной? А потом у нее же наверняка ссадины и царапины есть, надо же промыть. А как? Она же не стоит.

Ой как намаялся я одной рукой ее держать, а другой. поливать Особенно морально очень намаялся. Грязь же с потом не смывается простым поливом, ее же потереть надо… А у нее, куда не кинь взгляд, всюду холмики да впадинки с заманчивыми бугорками. Их же тоже потереть надо. Бывалый читатель может и усмехнется над этими моими переживаниями, а у меня аж голова разболелась от напряжения. Опять же, вдруг очнется, а ее «лапаю»?

Ну вот, вымыл я ее, уложил на кровать в той, второй комнате, обработал перекисью царапины и ссадины, где-то даже пластырь пришлось клеить. Смазал календулой натертые браслетами места, После всего прикрыл простынкой.

Сил не было уже даже на готовку ужина. Попил холодного чаю с галетами и лег спать.

Утром меня разбудил укоризненный окрик:

– Я же просила тебя оставить меня в покое!

Прямо передо мной, комкая скованными руками сдернутую с меня простыню, стояла высокая стройная коротко стриженая шатенка с зелеными глазами. Она была очень сердитая. Очень голая. И очень красивая!

***

Мягкая простыня ласкала мою щеку, в глаза норовило заглянуть солнце из окна, но я еще не хотела пробуждаться и держала их закрытыми. Будильника я еще не слышала, значит, можно еще поваляться. А может, мне вообще не надо сегодня идти на работу? Какой сегодня день? События вчерашнего дня ворвались в мою голову и сон улетучился. Я попыталась вскочить на кровати, но запуталась в простыне своими скованными за спиной руками и упала обратно. Черт! Как я сюда попала? Какая-то изба, деревянные оконные рамы, пакля между бревнами сруба.

Я быстренько провела инвентаризацию: руки-ноги на месте, все еще скованные. Я удивительно чистая для человека, полдня валявшегося на земле. Это может означать, что он дал себе труд помыть меня из чистого человеколюбия, но с тем же успехом он может оказаться брезгливым каннибалом. Моего рюкзака нигде не было видно, и это также можно было интерпретировать двояко: либо он его не нашел, либо предпочел спрятать от меня.