Al - Бегство

Еще один человек. Еще один гражданин.

Хвала Червене!

Вскоре после рождения гражданин обзавелся и именем. Брэзен. Маленький, сморщенный розовый комок никак не соответствовал этому громкому имени. Но именно на нем настояла его мать, Ода – спорить с ней было в высшей степени бесполезно. Такого упрямого человека нужно еще поискать.

Вскоре после рождения Брэзен перебрался в свой дом, который ютился на задворках столицы, в районе, состоящем из однотипных домов, возведенных для рабочих близлежащих заводов, коей была и его мать.

Теперь же он лежал в деревянной люльке, которая была выменяна на половину рабочей зарплаты незадолго до его рождения. Дом отапливался, но внутри по-прежнему было прохладно – большая часть тепла просачивалась сквозь щели. Младенец этого, кажется, не замечал. Он был бережно укутан в теплый платок и сладко посапывал.

Помимо него в комнате находилось еще двое. Их тени подрагивали на стене от света пламени свечи.

– Да не волнуйся ты так. Это всего на пару лет. Вернусь я еще.

– Знаю, но на душе все равно неспокойно.

– За меня не переживай. Со мной все будет хорошо. Я больше о вас с ребенком волнуюсь. Но ничего, зато будешь больше льгот получать, пока я там.

– Да, с этими деньгами и с моей зарплатой должно хватать. Не на все, конечно, но на самое необходимое уж хватит.

Ода с мужем сидели за столом. Разговор был нелегким и время от времени затихал. В тягостной тишине был слышен только ход напольных часов. Тяжелая секундная стрелка, кряхтя, отмеряла такт. Ода, теребя в руках платочек, поглядывала то на сына, то на мужа. Подобрать слова было сложно. Ее муж, чувствуя это, поднялся.

– Ну все, уже поздно, спать пора. Что сидеть?

– Да, ты прав. У меня завтра ещё много дел.

После долгой паузы она добавила:

– Мы увидимся завтра?

– Нет, у нас сбор на рассвете. Я уйду рано, ты еще будешь спать.

– Вот как.

Пламя свечи снова дрогнуло от сквозняка. Ода подалась вперед, обнимая мужа. Объятие было крепким, долгим, прощальным.

– Будь осторожен.

– Буду.

Они простояли так какое-то время. Наутро он ушел. Была война.

Сквозь невесомые шторы лился свет. Он словно согревал спертый воздух внутри помещения. Легкие тени жались по углам, спасаясь от лучей летнего солнца. Хоть и было лето, температура едва ли поднималась до двадцати пяти градусов, но уже этого оказывалось достаточно для того, чтобы назвать день погожим.

В комнате стоял тяжёлый воздух, то там, то здесь прорезанный тусклыми солнечными лучами. Иногда можно было заметить частицы пыли, поднимающиеся от движений. Этот вид успокаивал и дарил чувство приятной дремоты.

Где-то издалека слышались размеренные звуки, которые выводили из сонного состояния. Брэзен старательно отгонял от себя сон. Сосредоточится на задании было сложно, и ритмичность звуков этому никак не способствовала.

– Что это? Что ты нарисовала?

Над девочкой с белокурыми волосами, собранными в хвостики, склонилась фигура. Изящно подогнув юбку с передником, воспитательница наклонилась вперед, заглянув девочке через плечо.

– Это медаль!

Девочка явно была довольна проделанной работой. Еще бы. Она самая первая из всей группы детей закончила рисунок. Лицо воспитателя озарила нежная улыбка – рисунок пришелся ей по вкусу. Получив похвалу, девочка вернулась к рисованию. Остальные дети старательно водили карандашами по бумаге. Все хотели как можно быстрее покончить с делом. После этого в детском саду наступало время обеда.

Не то чтобы это была самая замечательная часть дня. Сегодня, наверняка, снова давали кашу и овощи. Еда не отличалась большим разнообразием. Зато после обеда начиналось свободное время, в течение которого дети были предоставлены сами себе и вольны делать все что угодно. Большинство предпочитало пойти на улицу. Не так часто в Червене выдавались солнечные дни, поэтому никто не хотел тратить их, сидя в затхлом классе.

Воспитатель проходила мимо парт, останавливаясь около каждого ребенка и рассматривая каракули, которые складывались в умах детей в какие-то определенные предметы. Хоть они и казалось каракулями, воспитатель искренне расспрашивала детей о них, продвигаясь все ближе. Даже не глядя на нее, ему было слышно, что воспитатель близко – её длинная коричневая форменная юбка, касаясь парты, оставляла в воздухе едва слышимый шорох.

– Брэзен, а ты что не рисуешь?

– Не знаю, что нарисовать.