Сергей Самаров - Отчуждение

– Это все очень интересно, – сказал я и, сам того не ожидая, надел на голову вместо армейского шлем из кресла…

Вообще-то моя голова размеров на пять больше головы рядового Пашинцева. У него, наверное, самый распространенный пятьдесят седьмой размер головного убора, а у меня редкий шестьдесят второй. И мысль о том, что шлем на меня попросту не налезет, изначально в голове мелькнула. Но тут же оказалось, что шлем мне впору – не мал и не велик. Видимо, так он устроен и из такого, неизвестного мне, материала сделан, что на любую голову подходит. Даже на голову, в два раза большую, чем у рядового Пашинцева, как он уже рассказывал.

Я сам сразу не понял, что заставило меня надеть шлем. Потом сообразил, что это шлем, который я в руке держал, вложил в мою голову эту мысль. А оказавшись на голове, вложил и следующую, уже более настойчивую. Не долго думая, я пошел в сторону кресла, чтобы сесть в него и самому испытать то же, что испытал рядовой Пашинцев, и даже больше. Я намеревался поддаться желанию шлема и спуститься на дно ущелья, куда его звал шлем. И даже отдал приказ взводу следовать туда же. Только думал я при этом не о кресле, а о своем оставшемся дома мотоцикле, хотя он и слишком слабосильный, чтобы по таким горам без дороги бегать. Здесь нужен какой-нибудь мощный аппарат из семейства «Эндуро» [4]. К моему удивлению, когда я раздвинул кусты, передо мной вместо кресла стояло некое подобие мотоцикла. Это был не мой легкий «китаец», а мощный и сильный, с объемным бензобаком, двухколесный красавец, о каком я давно мечтал, но позволить себе купить не мог – финансы не давали такой возможности. Судя по рифленому протектору резины, это был как раз «Эндуро». Я не просто сел на удобное сиденье, я влетел в него, как всадник влетает в седло своего коня, ухватился за руль, как всадник за повод, и услышал звук мощного двигателя с «громкоговорящим» прямоточным глушителем. Газовать здесь было негде, тем не менее я резко повернул на себя ручку газа, не включая передачу, и услышал отклик взревевшего двигателя. Только после этого отжал сцепление и во второй раз газануть просто не успел, потому что мотоцикл стремительно взмыл ввысь.

Высоты я никогда не боялся. Как-никак, на моем счету более семисот прыжков с парашютом. И голова у меня не кружилась. Но мне показалось, что взлетел я несравненно выше, чем летал рядовой Пашинцев. Мне представилось, что же должен был испытывать Пашинцев, который предпрыжковую подготовку прошел полностью, но с парашютом прыгал только один раз, то есть еще не привык к безопасности полета на высоте. И тем более он не имеет на своем счету сложных прыжков, в настоящее время обязательных только для офицерского состава. К таким прыжкам относятся: прыжки затяжные, то есть с больших высот, когда значительную часть времени находишься в состоянии свободного падения, и сам решаешь, когда тебе раскрыть парашют а также опасные прыжки со сверхмалых высот с принудительным раскрытием парашюта. К этому варианту относятся прыжки с высоты от ста до семидесяти метров, без использования вытяжного парашюта. Его заменяет приспособление, которое за тросик сразу вытягивает основной парашют. В последнее время вообще как-то больше внимания уделяется десантированию с вертолета с помощью спусковых устройств, чем прыжковой технике. Затяжные прыжки дают возможность более точного приземления – ветер не уносит парашютиста далеко в сторону от цели, а прыжки с принудительным раскрытием парашюта не зря называются прыжками со сверхмалых высот. У десанта частые потери в живой силе случаются потому, что парашютистов расстреливают с земли. А время полета при прыжке со сверхмалых высот настолько мало, что противник практически не успевает среагировать и не имеет времени передвинуться ближе к месту приземления, чтобы провести расстрел еще беззащитных и ничем не прикрытых парашютистов.

Но я, памятуя о том, что шлем умеет читать мысли и желания и даже воплощает их в какой-то собственной, весьма странной форме, старался не думать о свободном парении под куполом. Парашюта у меня с собой не было, а покидать свой летающий мотоцикл я не спешил.

Силовое воздействие шлема я почувствовал очень скоро. Сначала это сказалось в покалывании кожи на голове, как и рассказывал рядовой Пашинцев. И потом мне уже никто ничего не говорил, казалось, я сам настоятельно желал спуститься на дно ущелья, туда, где разбился инопланетный, а у меня уже не было сомнений, что он инопланетный, «монстр». И тем сильнее становилось это желание, что я изначально запланировал именно это. То есть внушение не было противно моему собственному желанию. Но я тут же поймал себя на мысли, что, возможно, и изначальную мысль, еще достаточно слабую, мне протранслировал именно шлем, потому что я держал его в руке. А будучи надетым на голову, шлем уже внушал, что хотел, более активно.