Элли Рейнолдс - Дрожь

– Это не так.

– Я не говорю о том, чего ты могла бы добиться. Я говорю о рисках, на которые ты шла.

– Мы все рисковали, – напоминаю я.

– Да, но большинство трюков, которые я делал, я выполнял уже на протяжении нескольких лет. И то же самое можно сказать про Саскию и Брента. Мы их тренировали на батуте, потом в летних лагерях над надувными подушками безопасности. А ты тренировала их надо льдом.

Я никогда не смотрела на то, что было, под таким углом. Я только видела, что я – самый слабый райдер в группе, и пыталась догнать остальных.

– Почему ты бросила спорт? – спрашивает Кертис.

Есть простой ответ на этот вопрос: «Из-за твоей сестры» . И конечно, из-за Одетты. Но в основном из-за его сестры.

– Я сделала то, что не следовало делать. – Я сглатываю. – Сделала много ошибок.

Так много ошибок.

Кертис внимательно смотрит на меня, и внезапно я начинаю думать об одном конкретном выборе – я сделала тот выбор в этом самом коридоре десять лет назад. Выбор между погоней за исполнением моей мечты – стать профессиональной сноубордисткой, или дать волю чувствам. Интересно, а он догадывается, о чем я думаю? Кертис открывает рот, чтобы что-то сказать, но открывающаяся в обе стороны дверь распахивается, и в коридоре появляются все остальные. Они идут к нам со своим багажом. Брент смотрит на нас с любопытством и толкает дверь в одну из комнат. Дейл с Хизер заходят в соседнюю с ним и хлопают дверью.

Я уже собираюсь идти в свою комнату, но Кертис внезапно тихо произносит:

– Знаешь, ведь тело моей сестры так и не нашли.

Я поворачиваюсь и смотрю на него. Он в замешательстве.

– Скажи мне, что я сошел с ума, но я уловил запах духов Саскии, когда мы открыли тот шкафчик для лыж. И в коридоре.

У меня по рукам бегут мурашки, когда я вспоминаю тот пряный аромат с примесью ванили.

– Я тоже его почувствовала, – признаюсь я слабым голосом. – Я подумала, что это духи Хизер.

Кертис проверяет, нет ли кого-то в коридоре, потом говорит еще тише:

– У меня всегда оставались сомнения по поводу того, что с ней случилось. После ее исчезновения ее кредитную карту неоднократно использовали. Было проведено множество операций!

Я неотрывно смотрю на него.

– Что ты хочешь сказать?

– Я не знаю. – Кертис обеспокоенно смотрит на меня своими голубыми глазами.

– Ты серьезно думаешь…

Он снова проверяет, нет ли кого в коридоре, словно ожидает увидеть здесь Саскию.

Похоже, его не очень радует мысль, что его сестра, возможно, осталась жива. Как раз наоборот.

Он выглядит очень обеспокоенным.

Десять лет назад

Волосы Саскии развиваются на ветру. В свете фар ратрака она выглядит как Медуза Горгона.

Рядом с нами приземляются Брент и Кертис. Мне это кажется, или парни рады видеть ее не больше, чем я?

Она вышагивает взад и вперед, требуя внимания к себе, словно кошка, которая весь день оставалась взаперти.

– Боже, как они тянут! Как тут скучно!

«На самом деле совсем не скучно. Я весело проводила время и получала удовольствие, пока не появилась ты».

– Я так замерзла. – Она стягивает перчатки. – Вот, смотри!

Саския запускает ледяные пальцы мне под куртку и касается моей голой шеи.

Я резко дергаюсь и отступаю назад. Она идет к Бренту.

– Отвали, – говорит он.

Ратрак дает гудок, и мы пробираемся к нему между каменистых выступов. Водитель выдает целую речь на французском.

– Мы – последние из спасенных, – переводит Кертис. – Еще ниже ждет семья, которую ему нужно отвезти вниз в долину. Он может взять только пять пассажиров. Согласимся ли мы провести эту ночь в хостеле, который есть на леднике, чтобы ему не приезжать еще раз наверх за нами? До хостела он нас довезет.

Брент издает радостный вопль.

– Утром мы будем первыми на горе!

– Надеюсь, что у них хватит комнат для нас всех, – говорю я.

Водитель открывает дверь за своей кабиной, мы туда забираемся и устраиваемся на скамье за его сиденьем. Приходится держать на коленях наши сноуборды и рюкзаки. Саския прижата ко мне, она надушена, и запах ее духов чувствуется еще сильнее в очень нагретом маленьком помещении. Кто вообще душится, когда занимается сноубордингом? Только она.

Машина медленно пробирается вверх по склону, хотя мы и не опрокидываемся назад, но наклон сильный. Дизельные пары смешиваются с духами, и у меня опять начинает крутить живот.

– Вы видели мой последний двойной оборот? На семьсот двадцать? – спрашивает Саския. – Я чуть не упала.