Альбина Нурисламова - Другой взгляд

Если подумать, никого в жизни и не осталось, кроме Анечки Тумановой да Борьки Рябинина, который живёт в соседнем доме, на пятом этаже. Вот ведь как странно вышло…

Анечка, смеясь, называла их «тремя мушкетёрами». Когда-то они учились в одном классе. Нина сидела за партой с Борькой, а Анечка – впереди, с Колей Демченко. Её уже тогда все называли только Анечкой, так она ею и осталась, хотя в шестьдесят четыре года это уже смешно. Анечка всю жизнь проработала в каком-то московском издательстве художником, разукрашивала детские книжки. «Тоже мне – работа», – фыркала про себя Нина Васильевна.

После окончания школы они потеряли друг друга из виду. Свела всех вместе, соединила Анечка, которая вновь поселилась в Казани около семи лет назад. Похоронила мужа, с которым жила в Москве, продала там свою квартиру и купила здесь, в родном городе. Удивительно, но ей повезло найти подходящее жильё в том самом доме, где когда-то она жила с родителями и братом Арсением! Она вообще всегда была везучая.

Квартира её родителей была ровнёхонько над квартирой Нины Васильевны. Все десять школьных лет Анечка поутру спускалась на Нинин второй этаж и ждала подружку на лестничной клетке. Она выходила, и девочки отправлялись в школу, которая находилась в соседнем дворе. В этой самой школе Нина Васильевна, окончив пединститут, проработала до самой пенсии. Так и прошла вся жизнь в школьных стенах, здесь она сначала росла, потом старилась.

Сейчас в бывшей Анечкиной квартире живёт молодая семья с маленьким ребёнком. Нина Васильевна, счищая с картошки тонкую коричневую стружку, недовольно глянула наверх. Что за несносный мальчишка! Когда был младенцем, днём и ночью орал-надрывался, а теперь подрос, плакать перестал, зато принялся шумно играть, громко болтать и постоянно носиться по дому, стуча пятками. Нина Васильевна всякий раз, встречаясь с соседкой во дворе, строго выговаривала ей за сына учительским тоном. Та смущалась, оправдывалась, извинялась.

Когда Анечкины родители умерли, не в один день, конечно, но в один год, по очереди, квартира досталась Арсению. Анечка, в отличие от Нины Васильевны, выгодно вышла замуж за москвича, перебралась к нему в столицу и добровольно отказалась от своей доли наследства. Легко быть добренькой, когда нет проблем с деньгами! Арсений квартиру родительскую продал и подался в ту же Москву, вслед за сестрой. Тоже женился там, сына родил, а потом раз – и попал под поезд. Из родни у Анечки остался только племянник, Сашка.

Вот скажите, стал бы нормальный человек менять столицу, где у неё, между прочим, единственный родственник имеется, на провинцию?! Но Анечка с детства была странная, чудная. Когда она появилась на пороге Нининой квартиры, та чуть в обморок не упала. Столько лет не виделись! Анечка на шею ей бросилась, давай обниматься, слёзы от счастья лить. И вроде всё такая же, как на выпускном. Нина Васильевна даже поморщилась от досады.

Сама-то она отяжелела, погрузнела. Раз в полгода делала на голове практичную «химию» в парикмахерской, где пенсионеров стригли и причёсывали со скидкой. Носила тёмные добротные костюмы, квадратные пальто, мохнатые кофты из колючей шерсти, а дома – пёстрые фланелевые или сатиновые халаты. По возрасту! А бывшая подруга Анечка стояла перед ней в брючном костюме песочного цвета с легкомысленными васильково-бирюзовыми вставками. На шее – шифоновый лазоревый шарфик. В ушах – длинные серебряные серёжки с синими камушками. Стрижечка затейливая – волосок к волоску. Туфельки на каблучке. Фифа.

Нина Васильевна подумала, что это она в честь приезда так вырядилась. Но вскоре выяснилось, что Анечка постоянно что-то этакое на себя напяливает и волосы укладывает. Даже дома. И шарфиков этих у неё миллион, к каждой тряпке – свой, подходящий. А уж в квартире (которая, кстати, побольше, чем у Нины Васильевны) чего натворила! Денег-то, видать, от продажи московской квартиры о-го-го сколько осталось, вот и хватило на шикарный ремонт.

Но, вынуждена была признать Нина Васильевна, забегая к Анечке каждый день, дело вовсе не в дорогущей плитке, натяжных потолках и гладких обоях с набивным рисунком. У Анечки всё диковинно. Две стены сама красками расписала, навроде фотообоев. Статуэтки какие-то, цветы в кадках, мебель светлая, коврики разные, картины… Борька, как пришёл, сказал, что в этом доме много воздуха и простора. Нина Васильевна губы поджала в ниточку и ничего не сказала.

Потому что воздуха – его везде одинаково. А эти двое вечно разговаривали так, что со стороны казалось: никого рядом с ними нет, одни на белом свете. Борька уж седой весь, а как Анечку снова увидел, спину стал держать и ботинки чистить. Смех, да и только!