Юсси Адлер-Ольсен - Дом алфавита

– Прикажите им уйти, – говорил он явно на прусском диалекте и смотрел хладнокровно, отмахиваясь от конвоя. – Я могу кое-что важное рассказать.

Крёнера подобное пренебрежение к смерти разозлило – целясь в равнодушное лицо и держа на курке палец в кожаной перчатке, он потребовал, чтобы мужчина встал на колени. Одетый в жалкую крестьянскую одежду мужчина без малейшей доли раскаяния сообщил, что он немецкий дезертир, штандартенфюрер подразделения горных стрелков и чертовски хороший солдат, у него много наград – его просто так не расстреляют.

Любопытство, медленно овладевшее Крёнером, спасло бедолаге жизнь. Когда он сообщил, что зовут его Хорст Ланкау и что у него есть предложение, на его широком лице читался триумф.

Военное прошлое Хорста Ланкау оказалось темным. Джеймс заключил, что военную карьеру тот делал еще до начала войны. Опыт у него был богатый. Судя по всему, его ждала славная, но в то же время обычная военная карьера.

Война на Восточном фронте быстро поломала даже великие традиции.

Изначально подразделение горных стрелков Ланкау – одна из козырных карт наступления – предназначалось для захвата советских штабных офицеров в тылу противника. Затем их нужно было передать службе безопасности, в редких случаях – гестапо, там из них и выжимали все возможное. Хорст Ланкау этим занимался уже несколько месяцев. Грязная и опасная работа.

Однажды им повезло: в плен взяли генерал-майора, в вещах которого, помимо прочего, обнаружилась маленькая шкатулка: в ней лежало тридцать мелких, но чистых бриллиантов. Целое состояние.

Благодаря этим тридцати камешкам он и принял решение: пережить войну любой ценой.

Крёнер загоготал, когда Ланкау дошел до уже известного ему сюжетного поворота: чуть ли не извиняясь, он рассказал, как на воровстве его поймали свои же люди.

– Я этих доверчивых идиотов собрал у костра и выдал дополнительную порцию эрзац-кофе.

Добравшись до самой сути истории, он загоготал вместе с Крёнером. Ланкау с помощью обычной ручной гранаты взорвал солдат элитного подразделения и их пленников, пока они хлебали кофе; их и опознать было невозможно. Потом Хорст Ланкау искал убежища у советских крестьян, оплачивая собственную безопасность всякой мелочью. Находясь там, он думал, что им с войной придется друг без друга обойтись.

Но тут вмешался Крёнер.

– За свою жизнь я отдам половину бриллиантов, – бесстрашно завлекал он своего надсмотрщика. – Если потребуешь все, лучше сразу меня пристрели: ты их не получишь и не найдешь. Но получишь половину, если отдашь мне свой пистолет и позволишь пожить у себя. Когда придет время, сообщишь, что я был в плену у советских партизан, а ты меня освободил. А пока я побуду у тебя, чтобы мне не надо было общаться с другими офицерами. Что будет дальше, я тебе потом расскажу.

И они стали торговаться о дележке – в итоге поступили так, как захотел Ланкау. По пятнадцать бриллиантов каждому, а Ланкау будет жить у Крёнера и держать в кармане заряженный пистолет.

– За каждую неделю, что ты у меня проведешь, я хочу бриллиант, – предложил наконец Крёнер, пытаясь надавить.

В ответ широкое лицо расплылось в не менее широкой улыбке. Крёнер понял, что это отказ. От Ланкау надо бы как можно скорее избавляться, чтобы он не привлек лишнего внимания.

В течение трех дней, пока у Крёнера была увольнительная по случаю праздников, Ланкау не отходил от своего спасителя ни на шаг. Почему Крёнеру было не по себе, он и сам не знал – дело было то ли в руке, всегда опущенной в карман, где лежал пистолет, то ли в извечном глуповатом, чуть ли не кротком выражении лица Ланкау. Но он зауважал присущие Ланкау выдержку и хладнокровие. Постепенно он стал подозревать, что вместе они могли бы добиться того, чего у них никогда не вышло бы поодиночке.

На третий день они направились в Кировоград, куда ездили большинство солдат, когда еда полевых кухонь казалась слишком однообразной, а жизнь на фронте – чересчур мрачной.

Крёнер часто сиживал в полудреме, уперев локти в дубовый стол, и развлекался тем, что выбирал посетителей, с кем можно было повздорить, а еще лучше – того, кто откупится за то, чтобы его не избили.

Там Ланкау посвятил Крёнера в планы, составленные им за месяцы безделья в советской деревне.

– Я хочу как можно быстрее попасть в Германию и теперь знаю, как это сделать, – негромко говорил он на ухо Крёнеру. – В какой-нибудь день ты сообщишь комендатуре, что освободил меня из плена, как мы и договаривались. Потом достанешь у врача справку, что партизаны меня так сильно пытали, что я умом повредился. Когда я окажусь в санитарном поезде и поеду на запад, ты получишь еще два бриллианта – я их спрятал.