Хассо Грабнер - Грань тьмы

Кен Риген не ответил, и его молчание было красноречивей любых слов. Капитан Ханс Бёме разбирался в людях. Всю свою жизнь он имел с ними дела. Его ничуть не интересовало, сколько сейчас выпьет Риген или сколько он пьет вообще. Просто таков был его метод оценки людей, и Риген прекрасно это знал. Он невозмутимо сидел перед Бёме, который держал в одной руке бутылку, а в другой — стакан и пристально смотрел на Ригена своими светлыми невозмутимыми глазами.

Бутылка медленно опустела. Бормоча, Бёме закупорил ее и отодвинул в сторону стаканы. Его кожаная куртка заскрипела, когда капитан изменил позу, усаживаясь так, чтобы смотреть посетителю прямо в глаза.

— Как с деньгами? — спросил он.

— Вы их получите.

— Где они?

— Вы их получите, когда дело будет сделано, — спокойно и твердо ответил Риген. — Не раньше.

Невозмутимые глаза на широком лице словно сверлили Ригена.

— А почему это я должен верить вам на слово, а?

— Капитан Бёме!..

Это было сказано резким, даже строгим тоном. Бёме не привык, чтоб с ним так разговаривали. Еще меньше понравилось ему то, что он услышал дальше.

— Не надо строить из себя глупца, и не пытайтесь играть со мной, как кот с мышкой.

— Да вы знаете, с кем разговариваете? — заревел Бёме. — Я хозяин на этом корабле, и я не потерплю… — Тут он осекся: Риген и мускулом не шевельнул. И тогда Бёме понял: Риген не прикидывается, он в самом деле имеет за собой могучую силу. Бёме сам слишком часто поступал с позиции силы, чтобы не понять этого. — Хорошо, — буркнул он. — Перейдем к делу.

Риген кивнул головой.

— Они на борту?

— Да. Уже двое суток.

— С тех пор их видел кто-нибудь?

— Даже я сам не видел, — сказал Бёме, сразу посерьезнев. — Они поднялись на борт, как я уже рассказывал вашим, и с тех пор не выходили из своей каюты. Они готовят себе там, и все прочее. Таков был между нами уговор: я их не трогаю. — Бёме пожал плечами. — На нашей посудине пассажиров бывает маловато. А это неплохой способ заработать немного деньжат.

— Деньжат, которых ваша компания никогда не увидит, не так ли?

Бёме побагровел.

— Вы мне…

— Забудьте об этом, — остановил его Риген. — Мне безразлично, чем вы занимаетесь на борту своего судна. Единственное, что меня интересует, — это каюта номер двенадцать. — Бёме чуть слышно вздохнул. Вдруг он отвернулся и начал переворачивать бумаги на своем столе.

— А знаете, — сказал он, все еще стоя спиной к Кену Ригену, — не очень легко будет выкурить их с «Асенте».

Риген напрягся.

— Почему, капитан?

— Я получил от них сегодня утром вот эту записочку. — с ухмылкой сказал Бёме. Губы его еще шире расползлись в улыбке. — Правду говоря, Риген, я очень рад видеть вас. Меня самого это уже начало беспокоить. — И он подал записку своему гостю.

Риген ругнулся.

«Посмотри-ка на нее. Она же за эти несколько месяцев постарела лет на десять. У нее появилось больше седины, чем могло появиться за целое десятилетие. Больно видеть ее такой. Все это дело было не для нее. Но это был наш последний шанс. Что оставалось нам делать, как не пойти за Майком? Перебиваться с одной паршивой работы на другую?.. С этими теперешними ребятами, которые согласны лететь куда угодно и за любую плату, что остается такой старой развалине, как я? Утереться и убираться прочь. Каждый раз, когда какой-нибудь сукин сын узнавал о моем прошлом, мне давали коленом под зад и… Да и Мэй не светило ничего, разве устроиться в какой-нибудь грязной, мерзкой забегаловке, пока она не превратилась бы в облезлую суку и ее тоже выбросили бы прочь. Лучше, если мы дадим дуба раньше, чем вынуждены будем копаться в грязи, словно свиньи, выпрашивая милостыню…»

Джесс Бакхорн протянул руку под кровать и взял бутылку. Он торопливыми, расслабленными движениями откупорил ее. Ему еще долго тут быть, и совсем ни к чему хватать бутылку так, словно сегодня конец света. Все, что им теперь остается, — это набраться терпения. Выдержать в этой проклятой каюте недели две, пока они доберутся до Гонконга. Там он сможет приобрести для себя и для Мэй любые паспорта, и они скроются навсегда… Он хорошо хлебнул из бутылки и почувствовал, как алкоголь пролагает себе путь вниз. В суставах — ощущение тепла. Теперь эта каюта уже не казалась ему такой тесной. Он посмотрел на бутылку. Пусть оно все провалится. Никто его не увидит, следовательно, не имеет значения, сколько он выпьет…

— Прошу тебя, Джесс.

Он оторвал бутылку ото рта, словно она ужалила его.