Оксана Ильина - Меня приговорили

Предводитель, можно сказать, имел свой личный гарем, стоило указать ему пальцем на девушку, как тут же она оказывалась в его доме, а семья той несчастной считала, что это великое благословение. И всем было безразлично что, будет с ней потом. Я плакала, обливаясь горькими слезами, цеплялась за руки отца, умоляя не прогонять, слезы в нашей общине, как и радость, были пороком, тем что недозволительно показывать в открытую. И естественно мои слёзы не вызвали у родных ничего кроме гнева, и в ответ от родителя я получила звонкую пощечину, от которой потом еще долго болела челюсть.

– Не позорь,– гневно воскликнул он, и за волосы поволок на улицу.

Я не думала тогда о позоре упавшем на меня из-за громких рыданий, проносящихся по всему селению. Не думала также о жителях, вылезших из своих домов, чтобы посмотреть на непутевую девку, не обращала внимания на то, как осудительно они машут головой. Отец тащил меня как паршивую овцу на бойню, а я воспротивилась этому всем своим существом. Плакала так горько как только может плакать человек лишенный воли, человек которого словно ведут насмерть. Чувствовала что, в том доме меня не ждет ничего хорошего, откуда-то знала, что там моя погибель. Я была напугана, возможно, если бы мне дали время все обдумать и осознать, смогла бы принять свою судьбу. Но нет, меня в один момент выдернули из привычной жизни, отправили становиться женщиной, по сути, еще ребенка.

Так я и оказалась в самом большом доме общины, когда отец втащил меня в открытую дверь, успела уже немного успокоиться и лишь горестно всхлипывала. Там увидела женщин, их было около пяти, и они глядели на меня без каких либо эмоций. Бледные и осунувшиеся лица, говорили об их непомерной усталости, а в глазах мелькал страх. Одна из девушек проводила меня на второй этаж, и весь путь, я украдкой поглядывала на ее большой живот, беременные женщины в поселении редко выходили из дома, демонстрировать округлый живот считалось бесстыдством. Распахнув передо мной дверь в маленькую, темную комнату спутница представилась:

– Лилия.

– Дарина,– ответила я, и та добавила чуть тише:

– Ян уехал и вернется только завтра.

Я вздохнула с облегчением, радуясь отсутствию хозяина дома, хотя понимала что, это лишь временная отсрочка.

– Запомни,– вдруг серьезно произнесла Лилия,– Никогда, слышишь, никогда не показывай при нем своих истинных чувств, иначе тебе не уцелеть. Хочешь выжить, не смей перечить, и просто смирись со своей судьбой.

– Но…

– Никаких но, глупая, он и так накажет тебя, когда узнает о том, что, ты устроила на улице,– недоговорив она бросила на меня испуганный взгляд и, посмотрев по сторонам торопливо удалилась.

Следующая ночь и день были для меня сущим адом, напуганная словами Лилии, я не находила себе места от страха, меня трясло и задыхалась от неизвестности. Все о чем я просила Господа – это никогда не встречаться со Свирским. Но и здесь мне не повезло, вечером одна из женщин сообщила, что хозяин ждет меня внизу. Я спустилась не сразу, долго стояла, набираясь смелости. Мужество – вообще не свойственно женщинам из нашего поселения, да и откуда ему взяться, когда с детства от нас требуют послушания.

Каждый шаг по лестнице казался мне километром дороги, в голове шумело, и я не обратила внимания на подозрительно гробовую тишину. Оказавшись на первом этаже, сразу же заметила всех женщин, вставших в ряд с опущенными головами, никто из них даже не глянул на меня. Потом мой взгляд наткнулся на некого, словно на острый кинжал. Никогда еще, не видела предводителя так близко, и даже не задумывалась о том какой он. Помнила его покойного отца с морщинистым, злым лицом, и для меня все Свирские были на одно лицо. Но Ян, оказался другим, он был молод, высок и широкоплеч. Никогда прежде я не встречала настолько красивых мужчин. Его глаза черные как истлевшие угли, были пустые словно бездонный колодец. Они смотрели на меня бесстрастно, но в то же время пугали до чертиков. Не знаю почему, я не могла отвести свой взгляд, он словно приковал меня и не отпускал.

– Первое что ты должна усвоить,– раздался голос, который, заполнил собой все пространства в комнате, холодный, властный, твердый, – В моем доме все подчиняются мне!

Ян смотрел на меня как на какое-то ничтожество, его губы были плотно сжаты, а отросшая щетина придавала жесткой суровости его лицу. Инстинктивно поняла, что эти слова не сулят мне ничего хорошего, и автоматически посмотрела на выход, ища пути к отступлению. Но там стояли два мужчины, и тоже внимательно глядели на меня.