Норман Льюис: Подвиг, 1972 г., том 5

— Боже мой, боже мой! — сказал Верона.

Сейчас, как и следовало ожидать, весь берег замерцал вспышками выстрелов. Пулеметные очереди полоснули по воде. Звуки выстрелов чередовались, как показалось Пику, с тишиной. «Экономят боеприпасы, — подумал он. — Они ведут только прицельный огонь». Трассирующие пули прорезали темноту ночи, сошлись на пересечении лучей прожектора и растворились во мраке.

Белый, в туманной оправе глаз покачнулся и наполнил весь мир ослепительным светом. Пик подал знак кубинцу заводить мотор, и в это время лодку бросило вперед, затем резко развернуло, сбив с ног Пика и Верону. Падая, Пик ударился и почувствовал боль в локте. Неповрежденной рукой он схватился за планшир и встал на колени. Они чертовски медленно двигались вперед в сверкающей зыби океана, словно в ярко освещенном тоннеле, которому не было конца. Он обернулся назад, и ослепительный свет ударил по глазам, затем снова вперед в тоннель света, где вдали маячил силуэт баркаса. Позади сквозь стрекотание двигателя с новой силой послышались выстрелы.

Сдвоенные молотки стучали и стучали где-то по крыше в небе. Что-то заскрежетало. И что-то, напоминающее яркий верхний плавник, мгновенно раскрылось на поверхности, закрылось, снова раскрылось, приближаясь все ближе и ближе к ним. «Орудийный огонь», — догадался Пик. Он подумал о том, сможет ли плыть со сломанной рукой. Он вспомнил об акулах.

Лодку снова рвануло, и он упал на дно. Со стоном поднялся на ноги. Боль в локте давала о себе знать. Они изменили направление, но лучи прожекторов безошибочно следовали за ними. Теперь ужо слева от них встала тень острова, словно темная стена. Луч прожектора высветил море рядом с лодкой, ушел в сторону, бросил их в темноту. Кубинец заглушил мотор. Они подошли вплотную к баркасу, где их ждали люди.

— Их расстреляли в упор, — сказал Пик, крепко сжимая локоть, когда его втаскивали на баркас. Он старался, чтобы в его голосе звучал ужас, которого от него ждали. Но голос прозвучал фальшиво, и Пик замолчал. Он был плохим актером. Внизу, в лодке, Верона бился в истерике.

Причитания Вероны послужили началом общей историки, особенно среди пуэрториканцев, которые заныли, как профессиональные плакальщики. Пик наблюдал за ними о любопытством, но спокойно. Он не верил и искренность горя. Помимо этого, его практически больше ничего не трогало, и он был лишен чувства сострадания. «Смотреть на вещи трезво» было его его девизом.

Лейтенант, под командой которого находились баркасы пожаловался на случай, граничащий с мятежом. Один из диверсантов потребовал, чтобы ему разрешили отправиться на берег самостоятельно на одном из баркасов, чтобы самому расправиться с кубинской армией. И этот герой действительно хотел отправиться на остров. Пик расценивал такие действия, как желание нацарапать свое имя на стене в сортире.

У него за спиной Верона, приглушенно плача, спросил:

— Ты собираешься оставить этих бедных парней здесь, чтобы их расстреляли, словно собак?

— Уже поздно. Все кончено. Уже ничего не сделаешь.

Раздавшийся отдаленный свист, а за ним звук, словно кто-то быстро вел палкой по гофрированному металлическому забору, и снова тишина вызвали новый приступ истерии на баркасе.

— Поздно, — сказал Пик, — все кончено.

— Я поплыву, говорю тебе, разреши мне их подобрать.

— Нет, если только ты не хочешь добраться до них вплавь. Баркас стоит правительству две тысячи долларов. Все в порядке, — обратился Пик к лейтенанту, — можно отправляться.

— Мы идем обратно в Кейз?

— Нет, сразу домой. Мы больше сюда не вернемся.

Через два дня Пика вызвали к шефу, который прибыл в Майами для проведения операции и остановился в мотеле «Семи-ноль». Мистер Берри полагался целиком на Пика, которого он считал надежным. Это слово имело для мистера Берри особое значение.

Было довольно странно, что Берри, который ухитрялся обычно выглядеть подавленным, на этот раз выглядел менее печальным, чем обычно. Пик даже сказал бы, что шеф делает все возможное, чтобы скрыть нечто вроде возбуждения. Берри напоминал Пику птицу и одновременно с этим упрямое, непроницаемое животное, может быть, броненосца.

— Ну, — сказал Берри, — кажется, мы снова напортачили. — И он криво улыбнулся.

— И на этот раз, я думаю, сэр, что по-крупному.

— Ты сделал все, что мог, все, что мог на этот раз. Ну а как рука?

— Пустяк. Небольшая царапина. Она уже меня не беспокоит

— Весь замысел был неверным от начала до конца. Все, что мы делаем, так это бьем лбом все о ту же каменную стену, к каждый раз все сильнее.