– Не очухался еще? – послышалось слева. Голос, кажется, Мишин.
Там черноту тоже прорезал белый луч.
– Очухался! – Раздалось спереди. Челюсть Дмитрия сжали стальные пальцы, от которых знакомо пахнуло химией. Гриша, стало быть. Судя по всему, где-то здесь и брат Жора.
Гриша поднял голову пленного, засветил прямо в глаза.
– Кто ты такой? Последний раз спрашиваю, потом ребра считать начну!
– Гена я Романенко, это самое.
– «Это самое!» – взвизгнул слева Миша.
Наставник подскочил и припечатал кулак в селезенку подопечному.
– Хватит дурака валять! Гена Романенко на голову тебя выше! И соседи тебя не знают! Думаешь, для чего я тебя фотографировал?
Справа, наконец, включил фонарь Жора:
– Я ему сейчас пальцы ломать начну!
Дмитрий почувствовал, как правую кисть сжали, будто тисками. Это уже хуже, удары по телу и голове еще мог вытерпеть, а вот по части членовредительства до этого впечатлений не было. В груди ухало сердце, спина похолодела от пота. Что же делать? Сказать про Гороха? Что ж за детектив такой – колоться при первой же опасности?
– Я с соседями хорошо живу, они меня никогда не сдадут!
– Как их зовут?
– Из 17 квартиры – тетя Зоя Нестерова, из 19 – Базановы. – Генкиных соседей Дмитрий знал. Пальцы остались целы.
– Ладно, проверим. – проворчал Миша. – Кому ты звонил?
– Жене, это самое, бывшей – Наде. – Паразитная присказка уже неосознанно вырвалась у Дмитрия.
– Какая Надя! – Завизжал Миша. – Мужик по телефону ответил!
Ослепленный со всех сторон Дмитрий почувствовал удар в солнечное сплетение. Глаза чуть не вылезли, воздух застрял в трахее, зато появилось несколько секунд продумать ответ. Ничего лучше не придумал:
– Откуда я знаю! Может, хахаль ее трубку взял! Давай еще позвоним.
– Отключил телефон хахаль!
– Да это Надька на ночь всегда отключает!
Справа снова голос кровожадного Жоры:
– Надо пальцы ломать!
Белые лучи перекрестились, Дмитрий утвердился в догадке, что его допрашивают в подвале. Потолок низкий, стены из бетонных блоков – помещение четыре на четыре метра, не больше.
– Успеешь еще! Никуда не денется, а пока проверить все надо. Мы же не фашисты, а он не Потапов.
– Чего?
– Того! Детский стишок не знаешь? Дети в подвале играли в гестапо и так далее.
«Харизмачи» загоготали. Смех благотворно повлиял на души сектантов, Гриша даже в живот ударил скорее ласково.
– Ладно, Генка, может ты и правда Генка! Проверим!
– Пускай повисит, если что сговорчивей будет. А сейчас пошли. – скомандовал Миша.
Темно, как у дяди Тома в хижине. И пахнет также. Совсем не весело висеть на трубе, пусть даже обмотанной грубой холстиной, в таких условиях. Дмитрий попытался освободиться, повертел плечами, напряг бицепсы, подергался. Руки замотаны крепко, не пожалели братья скотча на трубу приличного диаметра. А в голове еще шумело и не понятно открыты ли веки. Незаметно для себя пленник заснул, уложив подбородок на грудь, рискуя повредить шейные позвонки.
Проснувшись, обнаружил, что темнота перестала быть кромешной. Дмитрий рассмотрел контур проема, в который ушли сектанты. Вату в голове заменили на чугун, руки затекли. Однако сон на весу в такой символичной позе дал положительные результаты. Скотч немного провис, появилась надежда на освобождение. Дмитрий напрягал мышцы, выворачивал плечи, дергался. Наконец, усилия принесли результаты, скрипя зубами и оставляя на скотче волосы, сектантский пленник освободил руки. Сразу же повалился на пол. К запаху давно привык, но тактильные ощущения вызвали брезгливость – на каменном полу валялись сырые тряпки и мятая бумага. Сорвал липкую ленту с голеней и сразу двинулся к едва различимому проему. Шел, вытянув руки и осторожно переступая голыми ногами по холодному бетону. Более светлое на тысячную долю люкса помещение было примерно таких же размеров. Справа на высоте груди скорее угадывалась дверь. Дмитрий шагнул к ней.
– Твою мать! – это были единственные цензурные слова, далее следовали идиоматические обороты, благодаря которым русских эмигрантов узнают во всем мире. Мизинец правой ноги налетел на что-то твердое. Страдалец полетел вперед и ухватился за железную ступеньку. Конечно, к двери ведет лестница, расположенная под наклоном.
Дмитрий сел на ступеньку, поджав ногу, зажал в руке больной палец. Бетонные своды продолжали отражать неприличные слова. Досталось по нисходящей и заказчице Инне и рабу-дебилу Герману и недомерку Пантелееву и жердяю Зайсунцеву. От такой эскапады даже тьма отступила. Хотя вероятнее боль обострила зрение.
Читать дальше