Владлен Щербаков - Часть 1

Состояние на следующий день, как его сам называл Дмитрий, было космическое. Организм не болел, внутренние органы пока еще находились в анабиозе, в голове образовалось новое кладбище из нервных клеток. Ничего не хотелось, разве что пить. Заброшенный МКС упал в океан, а Кабанов упал в теплую ванну.

К вечеру в организме возобновились процессы жизнедеятельности, разлиплись извилины в голове.

Дмитрий нашел мятую бумагу в кармане куртки. Договор. Называется: бойся своих желаний. Повезло, конечно, с выигрышем, хоть до дома поигравшая сторона доволокла, пивом облегчила страдания. Хорошо вообще-то прислугу иметь, но побаловались и будет. Договор скомкан, комок направлен в мусорное ведро. Подумал Генке позвонить, так сначала надо телефон найти, зарядить, а потом еще и разговаривать. Нет, лучше завтра этим заняться.

Полвосьмого протренькал дверной звонок.

– Кто там еще? – удивился Дмитрий. Мысленно ответил: уж конечно не сестренки Арнтгольц.

И конечно не ошибся. За дверью стоял мужчина с худым лицом в смутно знакомой куртке.

– Ко мне?

– Я – Трайбер, раб. Пришел служить.

– Ты пиво вчера принес? – спросил Дмитрий, удивляясь, что театр абсурда продолжается.

– Да, господин.

«Господин» поморщился на такое обращение. Надо прояснить ситуацию.

– Проходи, поговорим.

– Бред, это же бред. – размахивал Кабанов листом бумаги, поданной ему странным гостем. Они сидели на кухне, ждали, когда вскипит чайник.

– Почему?

– То есть ты мой раб, а я господин, и могу приказать что угодно?

– Согласно договора.

– Какого еще договора! С этой бумажкой только в туалет сходить. Давай так – попьем чаю, и ты свободен. Я отпускаю тебя.

– По договору так делать нельзя.

– Что ты заладил, какому договору! Он юридически не действителен. Ни один суд его рассматривать не будет – личные права граждан никто не может ограничить.

– Есть другой суд.

– Какой? – Дмитрий замер с горячим чайником в руке. – Это угроза?

– Личный, свой собственный суд. Если бы ты проиграл и оказался на моем месте, нарушил бы условия?

Вчера Кабанову не удалось в силу объективных причин рассмотреть человека, который именовал себя рабом. Сейчас Дмитрий видел перед собой широкоплечего жилистого мужика примерно своего возраста. Лицо англосаксонского типа: светлые волосы, серые глаза, прямой нос, твердая линия губ, волевой подбородок. Выраженные носогубные складки придавали серому лицу жесткость – прямо Дольф Лунгрем после гепатита.

– Само собой! Нельзя быть рабом! Человек не должен эксплуатировать человека.

– А что же он делает повсеместно, по-твоему? Любой начальник эксплуатирует подчиненных. Спасибо. – Трайбер поблагодарил за пакетик чая, брошенный хозяином в чашку.

– Не в личных же целях.

– В личных в том числе, господин. Начальник – человек, ничто, как говориться, ему не чуждо. В плане удовольствий – тем более. Это роботы могут выстраивать сугубо деловые отношения, а люди всегда остаются немного животными. А уж в нашей стране, где народ понимает только силу, а заимев ее, с удовольствием гнобит слабого, тем более.

– Я не такой.

– И я не такой! Поэтому отвечаю за свои слова. Это испытание нужно мне прежде всего.

– Все, иди домой. – Дмитрию стал надоедать несерьезный разговор.

– Будут какие-либо указания?

– Да. Два. Не называй меня господин и вынеси мусор. И третье – езжай домой и оставь меня в покое.

Звонок в дверь раздался, когда на табло радиобудильника высветилось 11-00. Кабанов лежал в кровати и вставать не собирался. Хватит, открыл уже один раз. Торопиться некуда, за окном мороз и солнце – день чудесно можно провести и под одеялом. Дмитрий слепил веки и снова услышал звонок, но часы показывали уже 13-00. Придется встать.

– Зачем ты пришел? – спросил Дмитрий.

Трайбер стоял на площадке, снизу сквозил ветер, похоже, снова сломался домофон.

– За приказаниями.

Странный человек с каменным лицом стоял навытяжку, брови сдвинуты, в глазах сталь переливается.

– Вольно, солдат. – усмехнулся Кабанов. – Иди домой и оставайся там целый год. Вот тебе приказание.

Собственное остроумие целый день радовало Дмитрия. Ловко от идиота избавился, не придерешься.

Звонок на следующее утро сразу опустил настроение на уровень между депрессией и гневом. Повторный звонок через два часа из депрессии вывел, третий – довел до белого каления.

– Слушай, ты! Иди отсюда! – Кабанов толкнул «раба» в грудь ладонью. Вернее, хотел толкнуть. С таким же успехом можно было толкать скалы, сквозь холодную ткань куртки ладонь уперлась в жесткие мускулы.