Павел Амнуэль - Салат из креветок с убийством. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 30

… – Знаешь, Наташа, – сказал Беркович жене, вернувшись вечером домой и снимая в прихожей ботинки, – напрасно мы с тобой вчера не пошли на свадьбу. Получили бы массу впечатлений.

– Они же там все отравились! – воскликнула Наташа. – Ты тоже хочешь?

– Что такое легкое отравление перед настоящей мужской дружбой, – философски заметил Беркович.

Наташа пожала плечами. Логики рассуждения мужа она не поняла, но у мужчин такая своеобразная логика, особенно у полицейских…

– Он выпил коктейль и больше ничего, – мрачно сказал Моше Лещинский, председатель землячества, и поднял на Берковича недоуменный взгляд. Лещинский до сих пор не мог поверить, что его друга Исака Бокштейна нет в живых.

– А что он ел? – спросил старший инспектор, не надеясь на вразумительный ответ.

– Ничего, – буркнул Лещинский. – Ничего он не ел, это я вам точно могу сказать.

– Откуда вы это знаете? – осторожно спросил Беркович.

– Исак никогда не ел после шести часов вечера. Только пил что-нибудь – чай, коктейли, минеральную воду…

– Есть ли у вас, господин Лещинский, какие-либо предположения о том, кто мог это сделать? Я имею в виду – кому из присутствовавших была нужна смерть Бокштейна?

– Никому! – воскликнул председатель. – Его все любили! Все!

Конечно. Все его любили, и кто-то – сильнее прочих. Так сильно, что любовь обратилась в ненависть, до которой, как известно, один шаг.

– Понятно, – кивнул старший инспектор. – Хорошо, господин Лещинский, можете идти. Если будет нужно, я вас еще вызову.

Прием, во время которого скончался Исак Бокштейн, проходил в лобби отеля «Шератон» и был посвящен десятой годовщине создания землячества. Присутствовало не так уж много народа – человек пятьдесят: люди, стоявшие у истоков, и те, кто сегодня играл в землячестве не последние роли. Бокштейн произнес речь, а потом разговаривал с гостями, и все видели, как он взял с подноса высокий бокал с коктейлем. Официант Игаль Орен, разносивший напитки, утверждал, что никто – после того, как он покинул кухню, – до подноса не дотрагивался, кроме, естественно, тех, кто брал себе коктейль, но они никак не могли что-то незаметно подбросить в чужой бокал.

Беркович тоже полагал, что это невозможно. Тем не менее, кто-то все-таки подсыпал в бокал Бокштейна сильного яду, поскольку, разговаривая с одним из гостей, Исак неожиданно закашлялся, схватился рукой за горло, глаза его вылезли из орбит, через минуту он потерял сознание, а когда четверть часа спустя приехала «скорая», Бокштейн умирал, и ничто уже не могло ему помочь. Скончался он на руках у медиков. Бокал, из которого он пил, стоял на стойке бара – по счастливой (для кого? для Бокштейна или для судмедэксперта?) случайности, когда у бедняги началось удушье, он не уронил бокал на пол, а успел поставить его на стойку. Сосуд, естественно, взяли на экспертизу, и, отпустив председателя землячества, Беркович позвонил своему приятелю Рону Хану.

– Ну что? – нетерпеливо спросил старший инспектор, когда эксперт поднял трубку.

– Бокштейн умер от удушья, вызванного сильнейшим синтетическим ядом. Следы этого яда остались в бокале, из которого он пил.

– Ага! – воскликнул Беркович.

– «Ага» – слишком сильно сказано, Борис! Видишь ли, в бокале действительно только следы яда. Его недостаточно даже для того, чтобы отравить ребенка, не говоря о таком тяжелом мужчине, как Бокштейн. В покойном около восьмидесяти килограммов веса, и, чтобы его убить, концентрация яда должна была быть раз в десять больше.

– Ты уверен?

Хан не удостоил старшего инспектора ответом.

– И что же теперь? – спросил Беркович, сбитый с толка.

– Не знаю, – вздохнул эксперт. – Тебе виднее, ты сыщик.

– Может, кто-то в суматохе перелил в бокал Бокштейна коктейль из другого, не отравленного, бокала? – подумал вслух Беркович. – Вот концентрация и уменьшилась.

– В десять раз? Исключено, – заявил эксперт, – потому что…

– Да я и сам понимаю, – перебил Беркович. – Нужно было влить литра два жидкости, верно? К тому же, непонятно, зачем убийце было рисковать и разбавлять отравленный коктейль? Все равно обнаружили бы, что в напитке яд.

– Да, логики мало, – согласился Хан.

– Бокштейн пил что-нибудь, кроме коктейля?

– Нет, – отрезал эксперт. – И ничего не ел – это я отвечаю на вопрос, который ты мне сейчас задашь.

– И не подумаю, – хмыкнул Беркович. – Я и так знаю, что Бокштейн ничего не ел после шести вечера.