Наталья Елецкая - Отель «Персефона»

– Можно мне поехать с тобой?

– Плохая идея. Ты ведь, кажется, хотела искупаться? Если всё сложится удачно, через час я привезу сюда бригаду, и работа закипит полным ходом. Так что надевай купальник и ступай на пляж.

– А как же завтрак?

– На обратном пути я заеду в закусочную и куплю навынос кофе и сэндвичи.

– Хорошо.

– Проводить тебя в нашу комнату?

Эрика колебалась. Искушение было слишком велико. Она не может идти туда одна. Нужно подняться по тёмной лестнице, пройти по коридору, а потом проделать весь обратный путь…

Роберт нетерпеливо переминался с ноги на ногу и посматривал на часы.

– Я справлюсь, – сказала Эрика.

– Отлично. Тогда я поехал. Если что – звони.

Несколько минут после ухода Роберта Эрика постояла в пустынном вестибюле, собираясь с силами, потом вынула из кармана фонарик и медленно направилась к внутренней лестнице.

Ключ подошел: калитка со скрипом открылась. Эрика окинула восхищенным взглядом раскинувшуюся перед ней панораму.

Она стояла на скалистом пригорке, высушенном солнцем и выбеленном морскими ветрами. У ее ног начиналась, змейкой спускаясь вниз, узкая тропинка, исчезавшая далеко внизу, среди массивных валунов. Дальше начинался пляж – небольшой островок белого песка – и море.

Этим утром оно было зеленовато-лазурным, как на картинах маринистов. Мелкие барашки пенились у кромки прибоя, слабые волны набегали на песок и лениво отступали обратно. Несмотря на ранний час, солнце уже начинало припекать, и прохладная чистая вода так и манила окунуться.

Камешки с тихим шорохом выпрыгивали из-под сандалий и скатывались вниз. В одном месте, где тропинка делала особо крутой изгиб, Эрика едва не сорвалась с приличной высоты. Выровняв равновесие, она возобновила спуск, внимательно глядя под ноги.

Спустившись с пригорка, Эрика сняла сандалии и дальше пошла босиком, по щиколотку утопая в прохладном мелком песке бледно-бежевого, почти белого цвета.

Возле самой кромки Эрика разделась и вошла в воду. Она была холодная, но не слишком: бодрила, но не вызывала желания немедленно выскочить обратно. Когда вода достигла груди, Эрика оттолкнулась от дна и поплыла.

Вскоре она уже не чувствовала холода: разогретая движением кровь быстрее побежала по жилам. Перевернувшись на спину, Эрика отдала себя на милость волн; они мягко покачивали ее, словно в гамаке. Плеск воды убаюкивал, гипнотизировал… ей хотелось, чтобы время замерло, остановилось навечно, оставив ее в этом состоянии безмятежности.

Выйдя из воды, Эрика растянулась на полотенце, подставив солнцу истосковавшееся по загару тело. Закрыв глаза, она слушала размеренный шепот волн и думала о том, что все, в сущности, не так уж плохо. Они с Робертом будут здесь счастливы. Иного просто не дано.

Она с детства мечтала вернуться к своим истокам – в страну, откуда были родом ее дед и мать. Пусть не на Родос, а на любой из многочисленных островов, разбросанных в Эгейском архипелаге. Ведь не зря Эрика в совершенстве знала греческий, на котором после смерти Персефоны ей не с кем стало разговаривать, так что отдельные слова даже стали забываться, подчиняясь неумолимому натиску лондонского английского.

Персефона… Гордая черноволосая красавица с оливковой кожей и миндалевидными глазами, передавшая единственной дочери яркую внешность, ум и чувство собственного достоинства.

Она ушла из жизни шесть лет назад – сгорела как свечка, хотя ей едва исполнилось пятьдесят. Персефону не мучили болезни, и даже рак, этот вездесущий бич современности, обошел ее стороной. Доктора не могли поставить сколько-нибудь достоверный диагноз, который объяснил бы и ее затяжную апатию, и отсутствие аппетита, а главное – упорное нежелание жить, хотя Эрика делала все возможное, чтобы вдохнуть в мать искорку, дававшую надежду на выздоровление.

Но ее усилия оказались тщетными. После того, что пережила Персефона много лет назад, надеяться на лучшее было просто глупо. Она еще долго продержалась. Будь Эрика на месте матери, воспоминания давно свели бы ее с ума.

Крепкая психика и здоровье позволили Персефоне прожить достаточно, чтобы убедиться, что ее дочь способна сама о себе позаботиться. Единственное, о чем жалела Персефона – о том, что Эрика не замужем. Ей было бы легче покинуть этот мир, будь у ее дочери любящий муж и дети.

Когда неумолимая судьба отсчитывала последние минуты Персефоны, Эрика, держа мать за руку, пообещала, что обязательно встретит достойного мужчину и соединит с ним судьбу.