– Они могли бы утверждать, – заметил Селдом, – что фотографии, которые он делал с этих девочек, – доказательство довольно сильное.
– Мы уже говорили об этом, Артур. – Сэр Ричард Ренлах покачал головой и продолжил, глядя только на меня, будто при разборе непростого дела стремился заручиться беспристрастием присяжных. – Не так-то все просто и ясно: в ту эпоху детей считали ангелами, детская нагота напоминала об Эдеме, и Кэрролл делал свои фотографии под присмотром и с одобрения родителей, это не воспринималось как нечто постыдное, чем следует заниматься тайком. Он снимал обнаженную натуру, чтобы демонстрировать, выставлять ее в пору, когда фотография только зарождалась. Не исключено, что Кэрролл не видел разницы между собой и художником, который велит своим натурщицам позировать в одеждах или без них. Когда его девочки-подружки вырастали, он неизменно отсылал негативы матерям, и те могли их уничтожить, если девушки стыдились снимков. Была другая эпоха, не знавшая Фрейда и Гумберта Гумберта. И если правда, что человеческая природа тоже не терпит пустоты, мы не должны отвергать предположение, что раньше, а может, и теперь среди огромного разнообразия человеческих типов существуют люди, которые любят детей чистой любовью и не смеют дотронуться даже до волоса на их голове. – Ренлах взглянул на Селдома так, будто по данному вопросу им все равно не добиться согласия и в конце спора, после повторения тех же самых ходов, их, как всегда, ждет ничья. – Вернемся к основной проблеме: надеюсь, теперь вы понимаете, почему эта вырванная страница превратилась в мощнейший центр притяжения, в пробный камень для всех биографов. Вероятно, там и только там представало в письменном виде решающее доказательство, роковое деяние, откровенное признание в низком поступке. С шестидесятых годов, когда тетради были опубликованы, призрак этой страницы не перестает нашептывать нам самые разные варианты. Как говорил поэт: нет ручья столь многошумного, как невысказанное слово, и книги более пространной, чем та, из какой выпала страница. И все-таки вплоть до недавнего времени не было ничего, кроме предположений. Никто из исследователей не продвинулся дальше догадок, которые, как это обычно бывает, сводились к тому, чтобы подкрепить собой уже сложившийся у каждого из них образ Кэрролла. Только Джозефина Грей, одна из основательниц нашего Братства, лет пятнадцать назад добилась определенного успеха: ей удалось доказать способом остроумным и неоспоримым, что страницу вырвал не Кэрролл, а, видимо, кто-то из двух его внучатых племянниц, Менелла или Вайолет Доджсон, дочерей Стюарта, у которых хранились бумаги. Это косвенным образом свидетельствует о том, что Кэрролл не обязательно стыдился написанного или раскаивался в содеянном. В любом случае снова возникает вопрос: что прочитали между строк эти сестры и умудрились истолковать так, что решили вырвать страницу? Что, даже невольно, открывало написанное? Так обстояли дела к началу этого года, когда мы в Братстве договорились подготовить комментированное издание сохранившихся дневников. Они составляют девять рукописных тетрадей и находятся в доме, который Кэрролл купил в Гилдфорде к концу жизни, и где теперь располагается небольшой музей. Поскольку никто из действительных членов Братства не мог поехать туда и остаться на время для изучения всех бумаг, на последнем июльском заседании, несколько дней назад, мы решили отправить стипендиатку, которая помогает нам в различных работах, Кристин Хилл, девушку прилежную и внимательную. Мы попросили ее побыть в Гилдфорде пару дней и оценить состояние дневников. Она должна была сделать копии всех страниц, а также сопутствующих документов, какие только найдет. Ее мать живет в окрестностях городка, это позволило нам сэкономить на гостинице. И вот на второй день к нам поступила невероятная новость.
– Она отыскала страницу? – воскликнул я.
Сэр Ричард Ренлах поднял брови, призывая к терпению, и минуту размышлял, словно пытаясь подобрать наиболее точное выражение.
– Кристин обнаружила нечто такое, что может вызвать… переполох. Но об этом пусть лучше расскажет Артур, ведь это ему первому она позвонила из Гилдфорда, и он разговаривал с ней.
Тем временем Селдом тоже скрутил себе сигарету, и, когда ее дымок долетел до меня, я ощутил ни с чем не сравнимый запах индийского табака. По контрасту с беглым, мягким английским выговором сэра Ричарда Ренлаха, низкий голос Селдома с сильным шотландским акцентом гулко отдавался в тишине тенистого сада.
Читать дальше