Вики Филдс - Когда мертвые заговорят

А у моих родителей, Джорджи, Ноя, Эллисса… не было даже этого.

Ной наклонился, сжал мои ладони в своих, и я почувствовала, как вскипают слезы. От обиды, горечи и той самой проклятой жалости к себе. Ной переплел наши пальцы, будто чувствовал все то же, что и я. Что времени больше не осталось, что список желаний составлен зря, что мне жаль тратить время на поимку Потрошителя. Мне жаль. Но без всего этого меня больше нет.

– Ты сильная, это правда, – произнес Ной, – этим ты отличаешься от него. Ты всю жизнь пытаешься побороть свои страхи, победить своих демонов, поступить не так, как легко, а как правильно. Потому что ты знаешь, что правильно и легко не всегда одно и то же. Он принял своих демонов, подкармливал их новыми и новыми жертвами. Ты уходишь от боли, Кая, а он стоит и наблюдает. Ты на него абсолютно не похожа, не бойся.

Ной всмотрелся в мои глаза, горящие от физической боли. Если хочешь – плачь, – читалось в его взгляде. Чувствуя, что сердце болезненно бьется, ведь впервые за многие, многие дни я могу с кем-то по-настоящему поговорить, я произнесла:

– Я часто боюсь, что меня одолеют эти мысли. Я боюсь, что вдруг проснусь, а сомнения станут сильнее здравого смысла. – Я неловко отодвинулась и зачем-то схватила свою кружку, хотя чай давным-давно закончился. Вот бы и слова закончились, но они продолжали царапать горло, как наждачная бумага, легкие, словно были зажаты в тиски.

– Вспоминая сейчас свою жизнь, я не могу не обращать внимания на всякие мелочи, которые окружали меня с самого детства. Отец воспитывал меня как солдата. Даже когда я вернулась развалиной из больницы, уже тем летом он швырнул меня за шкирку в военную школу. Мне пришлось вытерпеть такую адскую боль, что мозг заблокировал часть воспоминаний… – Слова продолжали литься бесконтрольным потоком, и в глазах опять защипало. – Каждый божий день мне приходилось начинать утро с пробежки, ходить в спортзал, ездить на полигон и многое другое, потому что отец знал: мне нужны жесткий контроль и выдержка. Он учил меня преодолевать боль и страх и злился, когда я стала врачом…

– Кая, – оборвал Ной, – прекрати это. Твой отец никогда в жизни на тебя не злился. Ты была причиной его гордости и сама прекрасно это понимаешь. Сейчас свои страхи ты переносишь на него. Не надо. Да, твой отец боялся, как и все отцы, ведь он любил тебя. Ради тебя, – еще мягче продолжил Ной, – твои родители были готовы на все, абсолютно на все. Так что вспомни другие вещи, Кая. Вспомни другие слова, вспомни, как он сказал, что будет тобой гордиться, несмотря ни на что. Он так воспитывал тебя потому, что хотел, чтобы ты была похожа на него – этого хотят все родители. – Ной заглянул мне в лицо. – Ничего страшного, что ты сомневаешься, ведь ты всего лишь человек. Людям свойственно бояться. Важно не дать страху победить себя. Помни и другие мелочи, помни все хорошее.

Голос Ноя в один миг затих, и я оказалась в другом месте, рядом с мамой, папой и Джорджи. Папа остался дома на весенние праздники, и мы устроили в саду пикник.

– Кая. – Когда стемнело, Джорджи, как и ожидалось, потащила меня в сторону небольшой палатки. – Ты должна быть со мной. Одна я не смогу спать, там же жуки, и червяки, и огромные тараканы…

Она растянула слово «огромные» и развела ручонки в стороны, чтобы показать чудовищных созданий, живущих в саду. Я терпеливо пыталась убедить ее в том, что в палатке нет никаких жуков и тараканов, но Джорджи повисла на мне и, упираясь пятками в ковер, потащила в сторону распахнутой входной двери. Снаружи слышались стрекот кузнечиков и уханье совы.

За спиной звучал разговор родителей:

– Я же говорил, Мэгги, нам не стоит переживать, Кая всех тараканов одним только взглядом испепелит.

– Из-за тебя у нее не будет свиданий с мальчиками.

– Свою дочь я воспитываю правильно, так-то!

Воспоминание рассеялось, и в поле зрения возникло улыбчивое лицо Ноя Харрингтона. Он сиял, будто солнышко, разгоняя мрак серого слякотного утра. К влажному стеклу прилип ярко-красный листочек и тут же сорвался, подхваченный порывами ветра.

– Тебе лучше? – Ной наклонился в сторону, чтобы привлечь к себе внимание. Когда я кивнула, он хмыкнул: – Видимо, не зря я добавил в твой чай немножко рома.

– Ничего ты не добавлял, – возразила я, но он лишь отмахнулся, затем, вскочив, обошел кухонную стойку и приблизился к плите, нарочно грохоча чайником. Я отметила, когда Ной поднимался, что дырка на его штанине на колене стала больше.