Дмитрий Новак - Бетонная агония

Потом было только шарканье многих разношёрстных туфель, кроссовок, ботинок, и оглушительный грохот двери. Всё, урок окончен.

Я вышел в коридор и достал телефон, до конца урока оставалось ещё двадцать минут. Все вокруг жадно, но очень тихо обсуждали случившееся. Из разговоров учеников можно было узнать многое, сколько радости им принесло это событие, например. Жаль, что занятие Паттерсона было не последнее, но, если ещё кого-нибудь заберут, я точно смогу уйти пораньше домой.

Также стало понятно, кто его сдал, странно, что я даже не удивился. Говорил же, что он любил откровенничать, вот директриса и настрочила на него жалобу. Какие-то свои грешки она захотела спрятать за кем-то, а кого ещё принести в жертву, как не учителя литературы?

Что ж, одной отдушиной для меня меньше. Появится какой-нибудь пропагандист, будет нести свой маленький локальный бред. Придётся рисовать втихую, а, если так пошло, то точно надо закурить.

У меня в кармане завалялась пачка сигарет в мягкой упаковке, самых дешёвых, какие только может достать человек в моём положении. Жаль, что на улице сейчас дежурят полицейские, если я выберусь за привычный угол, меня схватят. На крыше наверняка тоже кто-нибудь есть, может быть даже, люк на чердак закрыт. Значит, остаётся только каморка.

О, это легендарное место, целый маленький пыльный мир, освещённый мутным слуховым окном. Взрослые о ней не знают, старшеклассники курят на своих трёх работах, поэтому каморка полностью наша. Даже девочки не доносят о ней. По той же причине, что и мальчики, думаю, вы догадались, о чём речь.

Сейчас ученики разбрелись по углам, как перепуганный скот, так что никто не заметит скромного парня, который поднимается на второй этаж. Быстро, но спокойно, я зашагал в сторону дальней лестницы. Это более длинный путь, к тому же, можно попасться на глаза учителям, но с другой стороны…

С другой стороны стоят полицейские, именно туда увели Паттерсона.

Дети старались не смотреть друг на друга и говорили шёпотом, оглядываясь по сторонам. Кто-то пытался гулять с невинным видом, сдерживая дрожь в тощих коленях, я тоже пытался.

Вот только горький табак в нагрудном кармане под пиджаком грел мне сердце через рубашку. Линолеум под ногами шуршал и скрёб о подошвы, мне казалось, что меня слышит весь мир. Но весь мир сейчас был занят не мной, а тем, что прятал голову. Значит, и мне следует заняться этим, пока пролёт постепенно приближался ко мне.

Всё-таки я добрался до лестницы, грязные ступени стелились под ботинками, а ноги сами несли меня наверх. Учителя прятались по классам, ученики толпились внизу, верхняя рекреация будто вымерла. Рядом пролетела проснувшаяся муха, жужжание её крыльев грохотом отразилось от бетонных стен.

Я уже хотел снимать ботинки, чтобы пройти весь оставшийся путь в носках, но тут где-то на другом конце коридора послышались тяжёлые шаги. Вот чёрт!

Чего им тут понадобилось? Если они его уже взяли, то какой им смысл здесь ошиваться? Обыскивают? Проверяют, все ли загнаны вниз? Или может….

Шаги начали медленно удаляться. Мне пришлось шагать за ними след в след, прижимаясь к стенке коридора. Хорошо, что я оказался таким медленным, иначе они пересеклись бы со мной, поднимаясь по лестнице. Теперь до каморки рукой подать.

Вот она, родимая, рука по привычке аккуратно взялась за засаленную ручку и потянула на себя и чуть вверх. Я вошёл внутрь, в ноздри ударил запах гнили, плесени, крысиного дерьма и старой древесины. Ноги будто сами зашагали по привычной тропинке между жестяными вёдрами и сломанными лыжами.

Да, любой чужак опрокинул бы всё это богатство на себя. Эта каморка была словно память атрофированного мозга, заполнена обломками былых воспоминаний. И я в них, в этих обрывках образов и чувств, был свой.

Шкаф, как всегда, был пуст, три полки сиротливо посмотрели на меня в подсветке телефона. Задняя фанерная стенка хитро улыбалась крохотной чёрной щёлочкой в самом низу. Кое-кто забыл добавить туда гвозди.

Я слегка приподнял пыльный лист, пригнулся и аккуратно прополз под нижней полкой. А затем тихонько закрыл дверцы шкафа. Хорошо, что я научился выделывать такие фокусы, не пачкая форму, иначе приходилось бы стираться чуть ли не каждый день.

Ну, вот я и на месте. Это почти как родной дом, только в нём можно ещё и курить. Поеденным ковром стелился на полу тусклый, в разбитое слуховое окно заливались дождевые капли, поливая гнилые доски. На бледных лучах летала пыль, с потолка свисала паутина. Я достал из тайника в кирпичике общую зажигалку и резко чиркнул колёсиком.