Жаклин Баблиц - Прежде чем ты узнаешь мое имя

«Что ж, – думает она. – Вот и я!» Она уже устроилась, но совсем не чувствует себя храброй.

Что бы подумали об этом признании те друзья и незнакомцы, оставшиеся в Мельбурне?

Все еще пошатываясь, Руби возвращается из ванной и садится на край кровати как раз в тот момент, когда за окном начинает завывать сирена. Знакомый звук, раздающийся в темноте, но все же он чем-то отличается от сирен «скорой помощи», которые она привыкла слышать дома. Возможно, более меланхоличный. Почему-то – теперь Руби подходит к окну, смотрит вниз на пустую улицу – эта нью-йоркская сирена кажется ей уже свыкшейся с безысходностью, уставшей от чрезмерного использования, словно все худшее, что могло случиться, уже произошло. Еще одно бредовое размышление, придание чего-то поэтичного совершенно обычной вещи, но под этим скрывается что-то еще. Новый вид одиночества – скоро Руби поймает себя на том, что разговаривает с предметами, как с людьми, ведет беседы со своей расческой, бутылками из-под водки и подушками на кровати, просто чтобы сказать хоть что-нибудь. В эти первые, ранние часы Руби будто бы предчувствует надвигающуюся изоляцию, грядущие дни, когда ей не с кем будет поговорить, если только не потребуется повторить свой заказ на завтрак или поблагодарить незнакомцев за то, что придержали для нее дверь.

В это первое одинокое утро, когда Руби отвернется от окна, прикрывая жалюзи груды черных мешков для мусора, похожие на джунгли строительные леса и припаркованные внизу машины, Руби признает, что больше не сможет уснуть. Вместо этого она аккуратно распаковывает свои чемоданы, развешивает платья и жакеты, раскладывает обувь. Когда с этим покончено, пустые чемоданы остаются у двери, а она составляет список вещей, которые могли бы сделать эту комнату с чистым бельем и отдельной ванной комнатой более похожей на дом. Стакан для водки. Свеча. Посуда для микроволновой печи, что стоит в углу, и ваза для свежих цветов. Маленькие, но дорогие сердцу вещи, безделушки, способные напомнить ей, что теперь она живет здесь. Здесь. В десяти тысячах миль [9] Около 16 000 километров. от Мельбурна.

В десяти тысячах миль от него.

Нам обеим пришлось уехать. И, возможно, Руби, сражающаяся с похмельем от водки, разницей в часовых поясах и серым светом раннего утра, права.

Может быть, люди, которые кажутся храбрыми, просто делают то, что должны. Тогда собрать вещи и в корне поменять свою жизнь – не храбрость, а отсутствие другого выхода и внезапное осознание того, что вам, вероятно, больше нечего терять.

Возможно, я крепко сплю этим утром, пока она составляет свои списки и удивляется своим же безумным мыслям. Но не заблуждайтесь. Пусть мы и приехали из разных мест, но, когда речь заходит о том, как мы оказались здесь, в Нью-Йорке, у нас с Руби Джонс находится много общего.

Что ж, расскажу вам о моей первой неделе в Нью-Йорке.

Я будто бы живу внутри одного из старых воскресных киномюзиклов, которые настолько яркие и жизнерадостные, что ты не можешь оторваться, даже если совсем не хочешь их смотреть. Даже когда идет дождь, а здесь он идет часто, серость не давит сверху, по крайней мере, на меня. Иногда, прогуливаясь по Мидтауну, я останавливаюсь посреди улицы, всего на секунду, чтобы взглянуть на сверкающий Крайслер-билдинг [10] Крайслер-билдинг – небоскреб корпорации Chrysler, построенный в 1930 году, один из символов Нью-Йорка. Здание высотой 320 м расположено в восточной части Манхэттена на пересечении 42-й улицы и Лексингтон-авеню. В течение 11 месяцев в 1930–1931 годах здание являлось высочайшим в мире. , готовый вспорхнуть в небо со своего насеста на Лексингтон-авеню. Мне это здание кажется таким же прекрасным, словно королева красоты из шестидесятых, вся в серебряных блестках, с лентой и короной. Я всегда машу ей рукой, незаметно, хотя не думаю, что на меня хоть кто-то обратит внимание, а потом перехожу улицу, чтобы не оказаться под колесами сигналящего желтого такси или автобуса, чей маршрут проходит через весь город.

Теперь я знаю об этом, а еще о верхней и нижней частях города, а также о том, что Бродвей течет по Нью-Йорку, словно река. Я познакомилась с районами и кварталами, поняла, какой стороны тротуара держаться. Я даже больше не боюсь тех странных дверей, что ведут в подвалы, наполненные цветами, фруктами и другими всевозможными вещами. Так много того, чего никогда не встречалось в тех маленьких городках, где я провела детство, теперь обрело смысл, будто приехавшая сюда неделю назад девушка прожила в этом городе год.