Таня Свон - Театр кошмаров

– Это ты виноват, – шевелились синие губы.

Дарен хотел выкрикнуть, что это неправда. Что он ничего не сделал. Что он был всего лишь ребенком… Но не смог.

Мать говорила ровно то, что сам Дарен повторял себе каждый раз:

– Ты – ошибка. Ты – причина всего. Ты отнял мое счастье, мою любовь, мою жизнь!

Дарен зажмурился, чтобы не смотреть в тусклые, мутные глаза матери. Ее зрачки расширились после смерти и теперь заполняли почти всю радужку. Раньше ее глаза были голубыми, но теперь сверлили сына черными безднами, в которых Дарен читал лишь ненависть и пронизывающую холодом боль.

– Ты! Ты! Ты! – кричала женщина так яростно и отчаянно, что ее тело начало раскачиваться в петле, как маятник. Она болтала посиневшими ногами, дрыгалась с такой силой, что в какой-то момент позвонки, сдавленные веревкой, мерзко хрустнули.

Дарена вырвало. Горечь, желчь и соленые слезы смешались в отвратительный коктейль. Дарен испачкал футболку, но это последнее, что сейчас его волновало.

– Хватит! – взвыл Дарен, когда снова открыл глаза и увидел, как женщина пытается вырваться из петли, в которую сама себя заключила девять лет назад.

Ее задеревеневшее тело не слушалось. Мышцы едва не трещали, когда женщина пыталась согнуть конечности.

Мерзость. Мерзость. Мерзость.

– Единственная мерзость здесь – это ты, – сдавленное петлей горло испустило скрипучий голос. – И ты это знаешь как никто другой.

Элена Йоркер выпуталась из веревки и теперь стояла перед Дареном, глядя на сына сверху вниз. Дарен дрожал и плакал, но заставил себя посмотреть в мутные глаза матери. Когда-то они были голубыми…

– Да, я знаю, – выдавил он и задохнулся в слезах.

Сегодня у Ронды был выходной, но день оказался даже более загруженным, чем будни. За последний час Ронда допивала уже четвертую кружку кофе, в который не добавляла ни молоко, ни сахар. Напиток сильно горчил на языке, но так создавалось впечатление, что кофе бодрит лучше.

Пустые кружки загромоздили стол, усыпанный бумагами, как снегом. Сугробы документов становились все выше, а глаза Ронды – краснее. Она не была уверена, что сегодняшней ночью поспала хотя бы пять часов. Но ни спать, ни заниматься чем-то другим она просто не могла. Все мысли были заняты информацией, которую удалось нарыть.

Сделав последний глоток ядерно-крепкого кофе, Ронда поставила кружку на одну из стопок, подхватила другую и с неспокойным сердцем подошла к стене напротив окна. Там висела пробковая доска, к которой еще какое-то время назад цветными кнопками были прикреплены фотографии. Практически все снимки были сделаны в школе: Ронда за партой, с подругами, с классом на экскурсии, с бывшим бойфрендом, селфи в обнимку с Аарроном…

Но больше всего Ронда любила фото, на котором была действительно счастлива в последний раз: кадр с ее школьного выпускного. На этом снимке Ронда получилась так себе – моргнула и закрыла глаза.

– Зато глянь, как ты тут улыбаешься! – в тот день сказала мама, которая на фото стояла справа от Ронды и ее младшей сестры, такой же рыжеволосой, как все женщины в семье. – Вы с Этель здесь такие счастливые!

– А папа дурачится! – жаловалась Этель на отца, который поставил ей рожки как раз в тот момент, когда щелкнул затвор.

Неидеальное фото из идеальной жизни, отдающее горечью утраченного счастья. Но даже его Ронда сняла с доски и спрятала в шкатулку, чтобы случайно не заляпать кофе и не потерять среди столбов документов.

– Так, – шепнула она сама себе, чтобы сосредоточиться. – Попробуем…

За следующие полчаса пробковая доска покрылась бумагами так, что светло-коричневую поверхность не было видно из-за листов. На каждом был напечатан текст, фото и сделаны пометки рукой Ронды.

Если бы на результат ее трудов взглянул случайный человек, он бы не увидел никаких закономерностей – просто известия о смертях, беспорядочно прикрепленные к доске совершенно нелепыми и неуместными яркими кнопками. Хаос, такой же, как и в комнате Ронды.

Но единственное, в чем Ронда никогда не допускала бардака, так это в своей работе.

Она не один день пыталась понять, что объединяет всех погибших. Ничего общего, кроме одной-единственной точки, которая на карте Фирбси теперь была отмечена как луна-парк «Жерло». Но этого недостаточно.

Ронда многим рисковала, когда решила посетить родственников погибших, чтобы опросить их. Если в полиции узнают о том, что помощница детектива, которая к тому же еще на стажировке, занялась своим неофициальным делом, возникнут серьезные проблемы. Но ставки выросли, как и риск, когда Ронда влезла в архив, чтобы изучить сведения об умерших из ее списка.