Дмитрий Дубов - Четыре ночи

– Если, конечно, что? – встрепенулся Алексей.

– Если, конечно, сможешь выбраться из этой камеры, Канат.

– Ты о чём?

Сеня глянул в сторону заменявшего в этом месте окно толстого листа металла с просверленными в нём дырками; последние лучи догорающего дня уже угасли за ним. Это значило, что сейчас около одиннадцати часов и совсем скоро ночь станет полноправной хозяйкой над городом. Ночь в это время года легка и приятна… Но не для всех.

С окна Сеня перевёл взгляд на Алексея. Тот аж вздрогнул. В глазах сокамерника читался неприкрытый страх. Не страх чего-то конкретного, а дикий, мистический, первобытный страх. Были за ним ещё чувства, но какие именно, молодой человек по юности понять не смог.

– О чём ты говоришь? – повторил вопрос Алексей, почувствовав, как тело пробирает дрожь, а его собственные проблемы отходят на второй план.

– Замутим ещё чифирку, согреться, – сказал Сеня, выдержав паузу. – Что-то мёрзко стало.

Несмотря на то, что в камере было не меньше плюс тридцати, Алексей тоже почувствовал ледяные когти, подбирающиеся к самому сердцу.

– А там я тебе всё подробненько расскажу. Только вряд ли ты будешь в восторге.

С этими словами Сеня поднялся и занялся заваркой. На лице его застыла жуткая маска испуганного старика. При том и житейская мудрость никуда не делась. Это пугало вдвойне.

– Не знаю, что здесь творится, – начал Сеня, отхлебнув положенные два глотка, – но эта хрень мне не по нутру.

Алексей едва сдержался, чтобы не задать вопрос, какая именно «хрень», но воспитание взяло верх. Его с детства учили слушать.

– А суть такова: десять дней назад нас в этой камере было трое: я, Клещ и Кабан. – Его глаза остекленели, словно он обратился ими вглубь своей памяти и там перед ним разворачивались события, так напугавшие его. – Но оба они: и Клещ, и Кабан – померли.

Глаза Алексея широко раскрылись:

– Как? Сами умерли?

– Не знаю уж, как там лепилы, в смысле врачи, точканули их смерть, может, инфаркт, может, ещё что-нибудь сочинили… Но… Их убили, отвечаю.

– Но как? Каким образом? – Внутри у Алексея всё похолодело. Больше всего в своей жизни он боялся встретиться лицом к лицу со смертью.

– Канат, в таких местах люди откидывают копыта часто, в основном после допросов, так что лепилы уже научились выкручиваться, но тут… Уверен, тут что-то другое. И, поверь мне, более страшное.

Сеня хлебнул чифира, прикурил сигарету и затянулся.

– Нас троих привезли сюда с тюрьмы. Клеща и Кабана на суд, а меня – закрыть дело по убийству одного козла. Короче, обычная бумажная волокита.

Они вошли в камеру номер девять взбудораженные после бессонной ночи и поездки на автозаке. Клещ выбрал себе койку (в местах лишения свободы именующуюся шконкой) под металлическим листом с дырками, заменяющим окно, Кабан и Шило устроились возле стен. После тесноты тюремных камер здесь был сущий рай.

– Братухи, мутите чифир, – сказал Клещ. – А я попробую добазариться насчёт чего-нибудь покрепче. Ловэ у меня есть.

Все занялись своими делами. Чифир заварился через двадцать минут, ещё через десять к Кабану, родители которого уже знали, что он приедет, принесли передачу под дружные возгласы: «А вот и хавчик!». А ещё через полчаса прибыла литровая бутыль спирта.

– Сговорчивые вертухайчики, – радовался Клещ, прижимая ёмкость к груди, как родное дитя. Затем он открыл кран и положил спирт под струю ледяной воды.

– Береги себя, – прошептал он с вожделением.

Всё шло, как обычно. Арестанты, если они не зелёные новички, привычны к такому образу жизни. Их мало чем можно смутить. И, самое главное, они умеют снимать эмоциональное напряжение без последствий.

К вечеру все трое, сытые и пьяные, заплетающимися языками травили друг другу разные байки: смешные и грустные, увлекательные и не очень.

– А я вот слышал, – сказал Кабан, – что в этом «иваси» (как меж собой звали изолятор временного содержания) такая бодяга творится… Здесь… Короче, тут люди того… Дохнут.

Кабан был самый молодой из них. Ему только-только исполнилось двадцать три, и потому спирт скосил его раньше и сильнее остальных.

– Я тоже что-то слыхал, – подтвердил Сеня Шило, но всё как-то смутно. Неясно.

– Ага, – отозвался Кабан. – А мне эту историю Тёмный приколол.

– Ну, Тёмный-то известное трепло, – ухмыльнулся Клещ. – Ему бы басни катать да бабло за них рубать.

– Нашенский Кинг, ага, – согласился Шило.

– До Кинга-то ему, как до Эйфелевой башни пешком, – Кабан даже улыбнулся такому своему удачному сравнению, – но что-то в нём есть. Так вот, он рассказывал, что несколько лет назад здесь произошла двойная мокруха… Или взаимная… Не знаю, как назвать. Короче, дело было так…