Антон Поп - Проклятие девы

***

На следующий день звук подлетающего вертолета заставил меня выйти на улицу и направиться к полю. Всё тот же Крутов ждал меня внутри летательного аппарата.

– Куда летим? – спросил я.

– В Москву.

– А там что стряслось?

– Увидите. Странная гибель двух человек прямо в центре столицы.

– Ну хорошо, полетели.

В воздухе у меня было пару часов времени, чтобы проанализировать результаты расследования. Вот, что получилось.

Дорога тонкой струёй вытекала из леса на обширные поля, которые ныряли пологими склонами под холодный поток речушки С. Резкий, неожиданный переход от леса к открытой местности воспринимался как переход от тьмы к свету, от рабства к свободе. Лес будто выплевывал человека из своего густо-зелёного рта на блюдо, как пережеванную, но оказавшуюся не годной к употреблению, пищу. Каждый, кто впервые ехал этой дорогой к монастырю, переживал подобные ощущения.

Асфальтное полотно с обратной стороны лесного массива сворачивало в ельник крутым, коварным изгибом. Только флегматичный водитель проезжал его с видом невозмутимым, разве что слегка углублённый, звучный выдох, выдавал скрытое недовольство этим проклятым участком дороги.

Далее путник на километры оказывался во власти вековых елей. Густыми кронами они поднимались высоко к небу и, то ли от старости, то ли нарочно, склонялись друг к другу вершинами, образуя над дорогой уродливый купол. Здесь царил мрак. Даже в солнечную погоду только случайно прорвавшийся через толщу хвои луч мог внезапно ослепить нахмуренного путника. Мхи, пеньки, мухоморы-переростки, валежник, шишки, сорванные ветром ветки с пожелтевшей хвоей – все служило атмосфере мрака и вносило свой вклад в жутковатость Монастырского тракта. Даже самый набожный паломник начинал сомневаться в рассказах об этом прекрасном, намоленном месте. «Здесь поселилась святость» – вот частый отзыв, как из людских уст, так и с различных интернет-ресурсов. Именно людская молва и вездесущая международная сеть сделали обитель вторым по посещаемости религиозным объектом в регионе. Лишь значительная отдаленность от основных дорог не дала ему стать номером один. Ещё двадцать лет назад сюда можно было добраться только по Большой реке. Между ближайшим районный центром и тогда ещё крепкой деревенькой, расположенной в полукилометре от обители в устье речки С., два раза в неделю курсировал речной трамвайчик. С началом церковного возрождения местные власти при поддержке московских радетелей проложили сухопутную дорогу напрямик через древний еловый лес. Проложили варварски, наскоро, особо не заботясь о сохранении уникальных елей, крепко вросших в холодную землю среднерусской полосы. Дорога получилась узкой, на ней едва могли разъехаться малолитражки. А из-за небольшой холмистости территории ещё и извилистой, во многом опасной, особенно в тёмное время суток.

С тех недавних пор Лес затаил злобу на человека, где-то в глубинах своего тёмного естества проклял эту дорогу, которая ниткой прошла через самое его сердце, разделив древесное тело на две неравные половины. Человеческая рука беспощадно воткнула техногенную иглу в дышащий девственной грудью организм дотоле нетронутого дикого леса. Игла прошла сквозь него, протянув за собой каменную черную нить, которая, как заноза, причиняла невыносимую боль ни в чем неповинному перед человеком ельнику.

Несомненно, каждый кто впервые попадал в лес, выезжал из него другим, изменённым человеком. Холодок поселялся в душе путника. На протяжении шестикилометрового отрезка ельник своими невидимыми крючковатыми ветвями-отростками как искусный хирург пробирался в душу и тело человека и где-то в околосердечном пространстве аккуратно вживлял микроскопическое семя, из которого за считанные минуты прорастал холодок тревожности, необъяснимого страха перед какой-то неизвестностью. Грёзы о предполагаемом наслаждении, на которое рассчитывает всякий покинувший шумную цивилизацию ради переживания тишины далёкого святого места, рассеивались, уступая пространство в душе ненавязчиво нарастающей тревоге. Только разглядев вдалеке пучок света, который как пуля, вылетал из дула некоего светового ружья и на огромной скорости пробивал сетчатку глаза, мрачное лицо путника невольно начинало меняться на радужное. Происходило сие постепенно – сначала лёгкая улыбка озаряла нижнюю часть лица, потом спадало напряжение с носа и уже в последнюю очередь разглаживался лоб. «Свет всегда побеждает тьму» – стандартная оптимистическая мысль делала попытку сыгнорировать пережитую экзекуцию. Однако, зерно жути пускало цепкие корни и уже никогда не покидало несчастного человека.