Алексей Егоров - Грех извне 1

Этот акт веры стоил десяти жизней. Что только доказывало прочность уз, связавших некогда глухой край со столичным регионом.

Заполучив священную ткань, паломники вернулись в деревню. Где-то по пути они утеряли посеребренную дароносицу. Или же заложили ее в одном из трактиров. Полгода пути туда, полгода обратно – паломничество требует огромных сил.

На священном покрывале лежала древняя книга, слова из которой вбивали в головы крестьянам. Один миссионеров покоится под алтарем. Слепцы не узрели истину, им требовалось нечто большее, чем доброе слово.

Книга со страницами из телячьей кожи. Настолько древняя, что края ее обтрепались, а чернила выцвели. Она не имела украшений, оставленных скучающими переписчиками. Тонкая, в простой черной обложке. За чернотой ее скрывалась истина, защищающая слабых духом от древних богов.

Рядом с книгой находился каменный кубок – священный символ, наполненный сладкой благодатью. Каждому по глотку, а детям и простого прикосновения хватит.

Как рассказывали паломники, чей рассказ передавался из поколения в поколение, в столице используют не каменные кубки.

Кубок – стал символом объединения. Воды жизни, где слиты все души. Их кровь подменялась давленным соком. Желательно, конечно, красного цвета. Сок порой успевал забродить и жутко кислил.

Здесь же, он кислый сам по себе. В округе произрастали морошка, голубика, клюква.

Эссенцию духов покровителей и отмеченных Хранителем, олицетворяла простая вода. Как первооснова жизни, из которой рождаются все существа. Именно вода стала основой мира, из нее вышли другие стихии, пока не отделился Эфир.

Дальше этих понятий знания о космологии крестьян обычно не продвигались.

Кроме воды и ягодного сока в смесь добавляли священные травы, обычно собранные в округе. По правилам их полагалось отправлять в столицу, где проходил обряд сортировки, сушки, выдержки, освящения, очищения. Выделялась благовонная эссенция, с помощью премудрых устройств, созданных эфирными существами.

Такой объем поставок ни одно государство не перенесет. К тому же, придется проводить унификацию смесей. А то с юга поступает розмарин и лавр, с востока везут чабрец и душицу, а с севера вообще какая-то склизкая дрянь.

Унификация сжимала в объятиях правил крупные храмы или особенные места, что почитались за добродетель.

Или города. Контролируя поставки священных предметов и масел, контролировались эти рассадники разврата и грязи.

В каменной, вырезанной поколение назад чаше, уже смешано питье. Прикоснуться к чаше священник разрешит после проповеди. Каждое мгновение задержки пугало людей. Ведь не освежив клятвы, они не имеют защиты от проказ зловредных духов.

Столичными мудрецами доказано, что стены храмов – не преграда для духов.

Дом Хранителя – лишь место, где люди собираются, общаются. Защита Его находится в самих людях, теряющих ее из-за греховных мыслей и дел.

Собравшиеся, толпившиеся в квадратном помещении людишки стонали от нетерпения. Как назло деревенский священник монотонно бубнил, повторяя шепелявым ртом давно известную проповедь. Успеха он достиг в обратном – болтовней разрушал священные узы. Братскую связь между смертными тут, в больном мире, и Хранителем в эфирной бесконечности.

Люди переминались с ноги на ногу, прочищали горло всеми доступными методами. Воздух прогревался, на каменных плитах конденсировалась чудесным образом влага. Уже не так зябко тут находится, стало вполне комфортно.

Начались наконец-то разговоры. Люди стали прислушиваться к словам священника или своего соседа.

Обычный день, за которым следует ледяная, жестокая ночь.

Казалось, ничего не изменится. Пока деревянные балки держат камень часовни, люди так и будут собираться в ней. Под остроконечным перстом вершины гнездились черные птахи, порой роняющие на толпу знаки своего внимания. Это их способ повеселить публику.

Порой речь священника грубо прерывали раскаты смеха. Затем гневливый окрик, осуждающий взгляд. Речь продолжалась.

После молитвы, уже на улице детишки начнут выменивать друг у друга птичьи перья, что спустились к ним из заоблачных вершин. Птиц не гоняли не потому что они летают в воздухе, что ближе всего к эфиру. Просто лестница наверх прогнила. Да и кто туда полезет. Кому это надо.

Речь священника оборвал перестук копыт. Звук до того невероятный в этой глуши, что сначала показался обманом, наваждением духов. В глухом краю и лошадь не каждый видел. А уж скачущую – подавно.