Мио Вик - Тест на отцовство

Помню, что перед сном Тёмушке читал сказки. Оглядываюсь в поисках детских книг. Ничего под рукой не нахожу. На полках много игрушек, но за книги глаз не зацепляется.

– Папуля, расскажи сказку. – сладко зевает дочь.

– М-м, сейчас, родная. Жили-были… – сочиняю, что первое в голову взбредёт. Маша улыбается и смотрит в окно. Вечерняя уличная подсветка бликует, оттого что ветер треплет ветки деревьев. На дворе холод, а нам уютно и хорошо.

– Папа, а снежинки закрывают глазки от страха, когда с неба падают?

– Гм? Они лёгкие, пушистые. Танцуют и парят. Им не страшно.

– Уфф, – улыбается она, засыпая. – Папа, а ты завтра придёшь?

– Обязательно. И завтра, и послезавтра… – целую её в голову и повыше накрываю одеялом.

Мне столько всего надо будет пересмотреть, столько сложить в своём мозгу. Вся жизнь теперь заиграет новыми красками.

От волнения меня лихорадит до дрожи в руках и коленках. В мыслях своих взлетаю, планируя ближайшие дни. Внезапно теряю нить, связывающую с реальностью, и начинаю мечтать о будущем. Сколько всего впереди! Сколько надо успеть.

Сердце бьётся учащённо, крутит живот, лёгкая тошнота подступает и дышать приходится глубокими рывками, шумно выдыхая.

«Успокойся, Юра!» – торможу сам себя. Заземляю.

«Всё прекрасно. Всё успею. Всё решу».

Сканирую свои эмоции, которые необходимо обработать и привести в равновесие.

Вдох-выдох. Ещё и ещё…

Прощаюсь с няней Бланш, накидываю пальто и выхожу на улицу. Иду по дорожке к машине. Слышу за спиной хлопает входная дверь, и кто-то бежит за мной:

– Юрий Владимирович, подождите, – догоняет брат Ники.

– Вот что, Елисей, переходи на «ты» и по имени. Давай оставим официальный тон?

– Хорошо. – быстро пожимает накаченными плечами. Молодой ещё. Не заматерел, но видно, что спортом занимается. Голос басист. В первую нашу встречу он явно выглядел младше. Сколько ему сейчас? Двадцать один с хвостиком.

– То, что случилось полный трэш, конечно, очень печально. Я про то, что кто-то вас рассорил с Никой. – я смотрю на него не двигаясь, он показывает большим пальцем за дом за спиной и поясняет: – Нам Петруха всё рассказал… Я, кстати, ещё тогда говорил Нике ― что-то здесь не вяжется. Не могли вы бросить ребёнка. Не по-пацански это.

– Петруха? – невольно слегка усмехаюсь.

– Да я его между своими так называю. Это он на вид важный гусь, – Елисей улыбаясь морщится, – А на самом деле Ника из него верёвки вьёт.

Эти слова неприятно проходятся по моей шкуре, будто зверя во мне против шерсти погладили. Если все мои реакции на упоминания о замужестве Ники будут такими – надолго меня не хватит. «Тише-тише, Юра,» – стопорюсь. Сглаживаю нервы и отзываюсь коротко:

– Ясно.

Елисей невозмутимо задаёт следующие вопросы:

– Как думаете, вот почему это произошло? Кто мог так жестоко?

– Нет предположений на этот счёт. – выдыхаю, мотая головой. – Пока нет.

– Петруха сказал, что Ника вам якобы с рабочего номера писала. Она говорит, что не могла этот телефон найти примерно за неделю до первой поездки во Францию. Может как-то проверить, откуда писали, геолокация там, и все дела?

– Да, телефон до сих пор может находится у того, кто мне писал вместо Ники. Если он, конечно, не избавился от него.

Каждый раз, как только мыслями к переписке возвращаюсь, глаза точно прожигают ядовитые фразы, написанные кем-то для Ники и для меня.

Безусловно, мы оба «хороши», к краю пропасти расставания подошли сами. Балансировали. Проверяли друг друга. Общее наше будущее под сомнение ставили сами. Но одно дело разойтись по своей вине, и совсем другое по причине злого умысла.

Боюсь даже погружаться в размышления об этом сейчас. Меня и так от нервов всего колотит. Стараюсь стряхнуть с себя лишние эмоции и увести разговор в более мирное русло.

Прощаясь, обнимаю Елисея по-братски, быстро добегаю до машины, и Гена везёт меня в гостиницу.

Николетта

Никак не ожидала, что Бурсин после гонки за нами помчится. До последнего надеялась, что он первым делом о встрече будет дипломатично с Петей договариваться по телефону. Но это же Юра… По-другому он, наверное, не мог.

«Юр-Амур…» – звенит в ушах. Всё сжимается в груди и легко дышать совсем не получается. Задыхаюсь.

Бурсин здесь. У нашего дома.

«Господи!»

Я миллион раз представляла, как мы встретимся однажды: он увидит подросшую дочь и пожалеет о своей ошибке. Будет локти себе кусать, что прогнал меня беременную…