Сергей Волков - Чикатило. Явление зверя

– Тук-тук, – сказал майор, заглядывая в кабинет.

Сидящий за столом Ковалев шутливого тона не поддержал, указал на стулья перед собой.

– Проходи, садись.

Липягин закрыл дверь, сел к столу, прикидывая, что стало причиной столь серьезного настроения: в Москве что-то не так пошло? Или он в отсутствие начальства где-то набедокурил?

– Как в Москве, Александр Семеныч? Что сказали? – решил начать с самой безопасной версии Липягин.

– К ордену боевого Красного Знамени тебя представить хотят, – с мрачным сарказмом буркнул полковник. – Что там скажут? Вот…

И он протянул Липягину папку. Майор потянул тесемку, раскрыл папку, быстро побежал глазами по тексту.

– Это чего?

– Того, – буркнул Ковалев. – Изучи на досуге и донеси до сведения всего состава.

Липягин перевернул пару страниц:

– Это Кесаев, что ли, намудрил?

– Кесаев придумал, – кивнул Ковалев, – а в Москве одобрили. Так что у нас теперь боевая операция. «Лесополоса»! Все строго по регламенту, никакой отсебятины и импровизации. Системный подход.

– Значит, пляшем под московскую дудку? – нахмурился Липягин. – А с «дураками» чего?

– Чего с «дураками»? Оформляй «за недоказанностью» и отпускай, – сердито махнул рукой Ковалев. – Сколько можно их кормить за казенный счет?

Приказ долетел до СИЗО без проволочек. Их отпустили на следующее утро. Шеин стоял у зарешеченного окошка и глядел, как милиционер в окошке выкладывает перед ним личные вещи.

Рядом топтался уже прошедший процедуру Жарков. Через плечо с любопытством заглядывал Тарасюк. В стороне у стены ждал усатый конвоир.

– …Часы «Старт» на кожаном ремешке. Нож перочинный, – закончил перечисление милиционер в окошке и протянул Шеину бумагу. – Распишитесь.

Шеин забрал вещи – все было на месте, ничего не пропало – и начирикал под списком корявенькую загогулину, отдаленно напоминавшую букву Ш. Он не успел еще отойти, застегивал на запястье часы, как в окошко проворно втиснулся Тарасюк.

– Мое давай!

…А после усатый вывел их на двор и повел к воротам. Шеин глядел на бывших однокашников. Только теперь, при дневном свете, стало видно, насколько они бледные, в помятой одежде, с отросшими, взъерошенными волосами.

Тарасюк весело подмигнул Шеину, обогнал усатого конвоира, развернулся к нему лицом и принялся дурашливо приплясывать, напевая:

– Иди уже, – прервал песнопение конвоир, – под звуки нестареющего вальса.

Он остановился у ворот, отпер калитку, вышел, придерживая дверь, и выпустил Шеина, Жаркова и Тарасюка.

– Все, голуби, свободны. Гуляйте. И не дай вам бог снова у нас оказаться.

Усатый зашел обратно в калитку, с лязгом запер ее.

Жарков, Шеин и Тарасюк остались у ворот одни. Перед ними снова был огромный мир и полная свобода, а они переминались с ноги на ногу, боязливо озирались и поглядывали на редких прохожих и машины так, словно видели их в первый раз в жизни. Они были растерянны и подавлены, Шеин чувствовал это в себе, чувствовал в приятелях, только не умел сказать.

– Ну, шо? Куреха есть у кого? – прервал молчание Жарков.

– Пошел ты… – грубо отмахнулся от приятеля Шеин, памятуя о прежних обидах, каких немало было на допросах. – Стукач хуев.

– Сам стукач, – огрызнулся Жарков.

– Э, хорош вам лаяться, – осадил дружбанов Тарасюк. – Жрать охота…

– Я бы тоже пожрал, – мгновенно переключился Жарков на животрепещущую тему.

– Хуев тебе полванны, сука, – обиженно сказал Шеин, хотя на самом деле ругаться и выяснять отношения сейчас не хотелось. – Заложил меня ментам!

– Шея, ну все! – примирительно сказал Тарасюк. – Я вот шо думаю, пацаны… А пошли к нам в общагу, столовая уже открылась. Гроши есть у кого?

– У меня пятнадцать копеек, – погрустнел Жарков.

– У меня рваный, – нехотя достал из кармана мятый рубль Шеин. – Но я этого чмора кормить не буду!

– Поровну поделим, – решил за всех Тарасюк. – Мы же – мафия!

От неестественного, придуманного, заграничного этого слова ему вдруг стало весело, и он рассмеялся. Жарков и Шеин стояли рядом хмурые, но вскоре, один за другим, засмеялись и они, снимая нервное напряжение.

– Шеин, Тарасюк, Жарков! – раздался громкий окрик.

Троица обернулась на строгий знакомый голос. В стороне припарковался старенький интернатовский «пазик» с желтой табличкой «ДЕТИ» на лобовом стекле. Рядом стояла директриса интерната Виктория Петровна.