Павел Давыденко - Ученица

— Будь проклят тот день, когда ты мне позвонил, — пробормотала она, вытирая тыльной стороной кистей глаза и еще больше размазывая черноту.

Турка помолчал немного, потом все-таки решился:

— Так… Это же ты мне перезвонила.

— У меня был пропущенный. От тебя. Я перенабрала. Но ты мне звонил до этого.

— Ладно, ладно. Я так, просто.

— Все у тебя «просто»!

— А чего усложнять?

Турка многое прочел в обвинительно-осуждающем взгляде Ани, и насчет себя и насчет Коновой. Он решил молча выдержать пытку с достоинством. Так они еще долго сидели, потом легли рядышком, как дети. Аня лежала на краю, он обнял ее за талию. Девушка подтянула коленки к подбородку.

Только сейчас осознанная мысль пришла в голову Турке: Аня его любит. Мысль и до того колыхалась на задворках сознания, а теперь всплыла на поверхность.

Комнату заполняли тени и сумрак. Часы продолжали тикать.

— Уже поздно, — сказал Турка.

Аня не ответила, лишь тихонько сопела. Он пошевелился, думая, не уснула ли девушка. Аня запустила пальцы в свои волосы, глядя на него. Тушь подсохла разводами на опухших щеках, глаза превратились в щелочки.

— Так… Можешь дать мне ксерокс дневника? Хочу тоже почитать немного. Свежим взглядом. И пойду.

— Конечно. Бери и уходи.

Диван заскрипел, когда парень и девушка выбирались из его уютных объятий. Аня включила настольную лампу и желтый свет разогнал темноту по углам.

Она сложила в стопку мятые листки, засунула их в файлик и вручила Турке. Он не знал, что еще добавить — вроде как все сказали.

Он забрал копию дневника, стал обуваться, потом вспомнил о придурках, которые могли его поджидать внизу. Глянул на Аню, которая кусала ноготь на большом пальце.

— Ну, долго ты будешь копаться?

— Там… выглянул в окно на кухне. Оттуда вроде двор виден же, так?

— А, ты насчет Жорика и его придурков… Сейчас гляну.

Голос ее звучал устало и отстраненно. Турка потоптался, ожидая, пока девушка вернется.

— Никого нет.

— Надеюсь, дойду.

Аня молча скрестила руки на груди. Он пожал плечами и вышел на лестничную клетку. Спустился по ступенькам, прислушиваясь, но ничего, кроме стука собственного сердца не слышал.

Улица тут же обдала его ветром. Горели фонари, каркали вороны, а двор дышал пустотой.

Когда Андрей Викторович вышел из отделения милиции, уже смеркалось. Какое-то время он совсем не следил, куда идет — шел в противоположную сторону от остановки, потом брел через дворы. Ему всегда хорошо думалось на ходу, и он любил долго прогуливаться, планируя что-то, обдумывая.

Сейчас ему было что обдумать, видит бог. Но историк шел с пустой головой, и удивился, внезапно поняв, что каким-то образом он пришел почти к самой школе.

Он остановился и провел окостеневшей от холода ладонью по лицу.

Позади послышались шаги, Андрей Викторович резко обернулся, сжав челюсти. Огромный черный ворон прыгал по прошлогодней листве, зажав в клюве орешек.

— Кха-ар! — раздалось сбоку и мужчина перевел взгляд. Еще одна черная птица с лоснящимися вощеными перьями. — Кха-ар, кха-ар!

Первый ворон выронил орех, а второй спикировал и, схватив добычу прямо из-под носа товарища, улетел. Возмущенно каркнув, птица бросилась вслед за обидчиком, шумно хлопая крыльями.

Андрей Викторович пошел дальше. Теперь он уже не чувствовал себя в мире теней. Собственно, что случилось? Ничего. Его допросили — отпустили. Такое случается со многими. Если отпустили, значит, все нормально.

Сказали, что Воскобойникова забрала заявление. И никаких подробностей. Ученицу он видел мельком, видел и ее мать — изможденную женщину с безумным взглядом.

Андрей Викторович даже не понимал, что произошло, как и мать Алины, как и милиция. Понял только, что его отпускают под подписку о невыезде, и не стал вникать, на каких основаниях. Главное — свобода.

Только теперь нужно быть… спокойнее? Разве это получится, разве получится?

Он вдохнул и выдохнул. Совсем недалеко школа и раз уж он пришел сюда на своих двоих, то нужно забрать машину. Его вырвали прямо из класса, и машина уже двое суток стоит перед школой. Сердце кольнули холодные иголки: вдруг какие-нибудь отморозки спустили колеса и он не сможет уехать? А может, зашли дальше — разбили стекла, поцарапали двери?

Он ускорил шаг, теперь уже по-настоящему чувствуя, как сильно замерз. Прям до костей заледенел. Конечно, салон «Опеля» тоже сейчас будет похож на морозильную камеру, но по крайней мере там можно укрыться от ветра, а потом включить печку.