Павел Давыденко - Ученица

Нахимову пририсовали челочку как у Гитлера и усы, Турка это заметил только сейчас.

— Начинаем занятие, — Андрей Викторович стал возле преподавательского стола. На щеке у него красовалась засохшая царапина. Щеки отливали голубоватой щетиной и красный полумесяц не выглядел как отметина от неудачного бритья.

— Андрей Викторович, — подняла руку Слютина. — Мы вас поздравить хотим.

— С чем? — нахмурился на секунду историк. На задних рядах захохотали, преподаватель кинул туда взгляд, и снова поглядел на первую парту. Воскобойникова чуть из трусов не выпрыгнула: — С Днем защитника Отечества!

— А, точно, — он улыбнулся и потер лоб. — Ну, давайте.

Все девчонки столпились вокруг стола преподавателя, Воскобойникова покраснела, проговаривая заученные слова, ей вторила Слютина и Хазова. Потом они вручили Андрею Викторовичу праздничный пакет с ручками-шнурками и танками, автоматами и звездочками, в котором был армейский сухой паек (то же самое вручали трудовику и географу), а историк рассыпался в благодарностях. Кто-то крикнул, что они ошиблись, и праздник у Андрея Викторовича через две недели, восьмого марта. Но большинство не обратило внимания на эту «смешную» шутку.

— Спасибо, огромное спасибо, — кивал Андрей Викторович. — Ну, теперь начнем занятие, наконец. Кто мне скажет, каким образом зарождались революционные движения…

Турка отключился. История не казалась ему важным предметом. Обычно Андрей Викторович давал проверочные работы с вопросами, ответы на которые все успешно скатывали, подглядывая в учебник. Иногда он проводил устные опросы, но и здесь можно было выкрутиться, косясь в открытую на нужном месте страницу. Турка, правда, пока ни разу не отвечал, что странно. Все-таки один из первых в списке.

Вот на доске появилось желтое пятно света. Появилось, исчезло. Андрей Викторович повернул голову в его сторону, но ничего не сказал, продолжая рассказывать про большевиков. Пятно появилось снова, чуть выше доски. Его можно было принять за крупного солнечного зайчика, если бы по улицам не бродила февральская пасмурность. Пятно так и осталось над доской. Потом к нему присоединилось еще одно, неуверенное, слегка дрожащее. Турка обернулся — само собой, последние парты, фонарики в баррикадах тетрадок, Андраник, Тузов. Ну и Плотников тоже готовится присоединиться к альянсу. Щелк — появилось третье пятно.

Щелк — исчезло.

Историк резко повернул голову, все три пятна исчезли, как будто и не было их. Опять виду не подал.

Через минуту пятна появились вновь. Ребята подавляли смешки, легкое волнение поплыло над классом. Вроде как более невинная забава, нежели то, что сделали с губкой, но по ходящим на скулах преподавателя желвакам, было понятно, что ему не очень-то все это нравится. Однако, он продолжал рассказывать, диктовать, однако, доску не задействовал, так что, по ней опять поползли пятна.

Плотников откуда-то взял зеркальце, что позволило ему отражать луч с особой точностью и скрытностью. Вот уже надо головой преподавателя кружат желтые «зайчики», захватывают волосы с макушки. Это, конечно, смешно.

Одно золотистое пятно скользнуло на лоб. Преподаватель шевельнулся и свет тут же погас. Конечно, это зайчик Плотникова. Опять смех. Историк посмотрел на Плотникова в упор, а тот делал вид, что пишет. Вот отложил ручку и поднял голову, будто недоумевая, почему это диктовка закончилась.

— Плотников, что мы записали? Прочитай свой последний абзац.

Плотников прочитал именно то, что записали остальные ребята. Правда, ничего другого в пустой тетради не было, но подловить не получилось. Снова поиграв желваками, Андрей Викторович принялся диктовать и спустя минуту над его головой опять появились «зайчики» и заплясали, устроив представление. Опять смех.

Но вот Шуля перегнул палку — слишком резко дернул рукой или еще что произошло. Прямо в глаза посветил Андрею Викторовичу. Тот зажмурился и резко встал. Тут же возникла тишина в классе, но не обычная, а само собой, выжидающая — как обычно.

Что же он скажет? Заорет или нет?

Отодвинул стул и обходит первую парту, идет между рядом от окна и средним, глядя на Шулю.

— Как же стереть с твоего лица эту наглую ухмылку?

— А? — Шуля продолжал лыбиться. У Плотникова невозмутимое лицо, Андраник и Кася тоже непроницаемы.

— Фонарик убери в портфель.

— У меня нет портфеля, — ухмыльнулся Шуля. — Зачем он?

— Ну пакет, мешок или что у тебя там.