Ингар Йонсруд - Калипсо

– Ребенок может ненавидеть своего отца и одновременно любить его.

Милла Мадсен дала Фредрику чашку кофе и провела к столику в глубине маленького кафе. Завтрак только что закончился, и шлюхи снова вылезли на улицу, наркоши начали думать, как заполнить пустеющее после утренней дозы пространство, и в помещении остались сидеть только несколько толстых женщин, попрошаек из Румынии, и их тощие мужики.

Загрузив последние подносы со стаканами и тарелками в посудомойку, высокая полная женщина коснулась языком между большим и указательным пальцами и потушила свечи на прилавке с раздачей. Все, кроме двух. Одну она поставила на стол к румынам, вторую перед Фредриком. После чего заняла место прямо напротив него.

– Елена и Александру, – сказала она, рассеянно взглянув на пожилую пару. – Они уже три года попрошайничают здесь, в городе. Приезжают ранней весной и уезжают поздней осенью. В этом году они решили остаться аж до самого Рождества. Потому что норвежцы особенно щедры в декабре. По крайней мере, так они слышали.

Фредрик сделал глоток. Кофе оказался необычайно хорош.

– У них четверо детей, три девочки и мальчик, они живут у бабушки с дедушкой в Тыргу-Жиу, городе, откуда они родом. Без мелочи, которую мы им бросаем, у них не было бы возможности отправлять своих детей в школу.

– Так они говорят, по крайней мере, – заметил Фредрик.

Милла Мадсен довольно неплохо сумела скрыть свое огорчение.

– Да. Мы ведь не были там и не проверяли. Но вообще я не это хотела сказать.

Конечно. Фредрик это прекрасно понял. Она хотела сказать, что люди готовы пожертвовать практически всем ради детей. Так она сама сделала, позволив Педеру Расмуссену выбивать дурь из нее, вместо того, чтобы делать это с их дочерью.

– Ребенок может ненавидеть своего отца и любить его одновременно, – сказала она по телефону. Словно жизнь – это почтовые весы, где ласка уравновешивается ударом, доброе слово – угрозой. Фредрик Бейер видел последствия такого взгляда. В моргах, больницах и сумасшедших домах.

– Расскажите мне о Педере Расмуссене, – попросил он.

Маленькая христианская организация под названием «Еще один шанс», управлявшая этим кафе, призывала добровольцев навещать заключенных с долгими сроками в тюрьме. Милла Мадсен считала, что людям нужно дать еще один шанс. И в тот день, когда здоровенный мужчина с огрубевшей кожей на голове, положив руки на стол, посмотрел ей в глаза и заплакал, она наконец ощутила чувство удовлетворения. Никогда раньше Педер не осмеливался даже выглянуть из-под своего панциря. Но влюбилась она не сразу, это пришло много позже, но именно с того момента они начали разговаривать. О нем, о ней, о его гневе и о сыне, которого убила полиция.

– Во всех людях живет что-то хорошее, – сказала Милла. – Но в Педере бесконечно больше зла. – И пальцами погасила свечу.

Фредрик поднялся.

– Вы знаете, где он находится?

– Нет.

– Позвоните, если он свяжется с вами?

– Да.

Фредрик должен был смотреть ей в глаза, когда она сказала это. Поэтому он и пришел.

– Психопат?

Тюремный психолог откашлялся.

– Да, теперь так стали называть людей, которых мы не очень любим, и применять это к кому угодно… А вот Педер Расмуссен – психопат. Полнейший, до кончиков ногтей.

Фредрик находился в кабинете психолога в тюрьме Ила. Решетка снаружи толщиной с большой палец указывала на тот факт, что здесь сидят самые опасные люди страны. Фредрик посмотрел из окна вниз на покрывшуюся льдом асфальтовую площадку перед солидным кирпичным зданием. Между площадкой и свободой был четырехметровый стальной забор, в верхней части имеющий заострение в форме буквы Y и обнесенный колючей проволокой.

– Можете привести пример?

– Охотно. Женщина, приходившая сюда, та, что родила ему ребенка…

– Милла Мадсен.

– Точно. Она. Я очень настойчиво предостерегал ее от каких-либо отношений с этим человеком. Навещать осужденных – хорошая идея, заключенным идут на пользу разговоры с кем-то, кроме сотрудников тюрьмы и других заключенных. Но волонтеры, к сожалению, не профессионалы.

Педер Расмуссен манипулировал ею с самого начала. Сначала играл в противостояние. Долго отказывался с ней встречаться. Не отвечал на письма, пока она не прислала их три или четыре. Притворялся закрытым. И в конце концов заставил ее поверить, что ей удалось то, что не удавалось никому. Пробиться сквозь стену.

– Глубоководный морской черт, – сказал психолог.