Марика Девич - Не Господь Бог [litres]

По вечерам её ждал Мичурин с ужином, или она ждала его, чтобы пойти куда-то поужинать. Жизнь с ним оказалась комфортной, они не мешали друг другу, не нарушали границ, с ним было приятно молчать. И у них была видео-Маша. Каждый вечер. У неё утро. Было видно, что дочь скучает по родителям, по Москве, ей были важны эти звонки. Лена знала, что скоро они станут реже.

В один из вечеров идиллию прервал неожиданный звонок. Звонила Людмила Исааковна. Они давно не виделись. Та не стала по телефону говорить о своей проблеме, договорились встретиться утром в кафе. Голос у Людмилы Исааковны был растерянный. Интересно, что там у неё случилось?

Увидев своего верного администратора, Лена поняла, как сильно она соскучилась по ней, по своему кабинету, по своей старой жизни. Они заказали по чашке кофе. Лена заверила, что не спешит.

Она рассказала про Машку. Людмила Исааковна начала издалека про жениха. Хотя Лена давно уже поняла, что это Николсон, старый ворчун. Они друг другу сразу глянулись. У Лены на это дело глаз-алмаз. А потом женщина перешла к тому, что его беспокоило. Клиент никогда не говорит сразу, зачем пришёл, вздохнула администратор. А история была действительно непростая.

Людмила Исааковна переехала к Николсону. Мужчина решительный, он не стал ходить вокруг да около. Он знал, что ему осталось недолго. Лечиться наотрез отказался. Перевез её нехитрый багаж в свою большую квартиру. Уехала туда и пальма, и последний щенок, которого Людмила Исааковна так и не смогла пристроить.

Жили они хорошо, дружно. Людмила Исааковна посмеивалась над характером Николсона, называла его «мой ворчун». Пенсия у него была хорошая. Они могли себе позволить по выходным ужинать в ресторанах, ходить в театры. Много гуляли, вечерами читали друг другу вслух. Вот только уговорить Николсона на лечение ей никак не удавалось.

Однажды Людмила Исааковна спросила о его сыне, тот не звонил, не появлялся.

– Пошёл он к черту! Мы не общаемся. Смерти моей ждет, ты же знаешь, – буркнул Николсон.

– А вдруг ты ошибаешься, дай ему шанс! Пригласи с семьёй на ужин, – предложила она.

Николсон поскрипел, но согласился. С Людмилой Исааковной он размягчился.

– Ладно, женщина, но только ради тебя.

Людмила Исааковна весь следующий день хлопотала на кухне. Стол накрыла с любовью, красиво. Вечером пришёл сын с женой, без детей. Обстановка была с самого начала напряжённой. До последнего суетилась и когда села наконец за стол, сын удивился.

– Она с нами остается? Я думал, это твоя новая помощница по хозяйству.

И это после того, как отец сходу представил сыну с невесткой свою Людмилу. С гордостью и нежностью в голосе.

Людмила Исааковна не знала, что сказать. Николсон поперхнулся хлебом. Повисла пауза. Было очевидно, что никакой ошибки нет. Сын хотел её унизить.

– Мы вместе живем, это моя любимая женщина, – поднялся Николсон.

Встряла невестка.

– В смысле вы тут живете? Может, и прописаться уже успели?

– Да ты совсем сбрендил! – вскочил из-за стола сын.

Николсон побагровел и встал, указав на дверь.

– Вон.

Сын пообещал «домработнице», что он этого просто так не оставит. Знает он, таких. Не на тех напала!

Николсону пришлось выталкивать сына в дверь. Тот орал даже в парадной:

– Мошенница! Аферистка!

В общем, не получилось ужина. Они остались вдвоём за столом.

– Убедилась?

Если честно, Людмила Исааковна да и Лена, думали, что старик наговаривает на сына. Нет, не наговаривал.

Ему было стыдно за своего сына. Людмила Исааковна решила, что пришло и её время сказать о своём. Она поделилась тем, чем ни с кем не делилась. Даже с Леной. Про то, что сын не просто так в Испании живет. Он сбежал, от кредитов. Прячется. И все его кредиты достались матери. Угрозы, звонки из банка, от коллекторов, от каких-то незнакомых людей. Пришлось продать квартиру за долги. Как она осталась на улице, без копейки денег. Хорошо, что нашлось место консьержки, откуда Лена её забрала к себе в их маленький офис. Как она до сих пор благодарна Лене за ту крышу над головой. За её деликатность. Как Лена знала про её стыд, но ни словом не упрекнула.

Лена потрясенно смотрела на Людмилу Исааковну. Она не была деликатна. Она была слепа. Она ничего не знала об этом. Но сказать сейчас это было невыносимо. Да и Людмила Исааковна перешла к главному.

Когда они легли, Николсон пожалел её.

– Я уверен, сын тебя любит. Ты же его мать.

– И твой тоже тебя любит, в глубине души, – убежденно ответила Людмила Исааковна и прижалась к своему старику.