Энтони Горовиц - Сороки-убийцы

— Того, что посланная сэру Магнусу Паю угроза и признание Джой Сандерлинг были отпечатаны на одной и той же пишущей машинке.

— Боже правый! — Фрейзер заморгал. — Вы так думаете?

— Уверен. Хвостик у буквы «е» бледноват, а «т» слегка наклонена влево. Это не просто одинаковая модель. Это одна и та же машинка.

— Вы считаете, это она написала письмо сэру Магнусу?

— Такое возможно.

Несколько шагов они шли в молчании, потом Пюнд снова заговорил:

— Мисс Сандерлинг вынуждена была это сделать, потому как я ей не помог. Она готова принести в жертву свое доброе имя, прекрасно сознавая, что новость эта может достигнуть ее родителей, которые, как девушка дала нам понять, не одобрят такого поведения. — Сыщик помедлил немного. — В деревне Саксби-на-Эйвоне есть нечто, что меня беспокоит. Мы с вами, друг мой, уже говорили прежде о злобности молвы. О маленькой лжи и умолчаниях, которые никто не в силах разглядеть или выявить, но которые, сливаясь воедино, способны отравить человека не хуже дыма в горящем доме.

Сыщик обернулся и обвел взглядом дома, обступившие объятую тенью площадь.

— Они роятся вокруг нас, — продолжил он. — Уже приключились две смерти; три, если считать ребенка, погибшего в озере много лет назад. Все эти три смерти связаны. Нам необходимо действовать быстро, пока не произошла четвертая.

Он пересек площадь и вошел в гостиницу. А за спиной у него селяне продолжали негромко переговариваться и качать головами.

[9] Оливер Харди (1892-1957) — американский комик.

[10] Джордж Стаббс (1724-1806) — английский художник и натуралист.

[11] Так жители английской столицы называют в обиходе звон колоколов лондонской церкви Сент-Мэри-ле-Боу.

[12] Английских полицейских называют «бобби» в честь министра внутренних дел Роберта Пиля, основавшего службу столичной полиции в 1829 году.

ЧАСТЬ IV

1

Аттикус Пюнд проснулся с головной болью.

Он осознал это еще прежде, чем открыл глаза. А стоило ему их открыть, как боль многократно усилилась, словно она наблюдала за ним, притаившись в засаде, а теперь совершила бросок. От этого

натиска у него перехватило дыхание, и он мог только потянуться за оставленными накануне вечером рядом с кроватью таблетками, которые ему дал доктор Бенсон. Каким-то образом рука нащупала их и схватила, но вот найти стакан с водой, также приготовленный заранее, не удавалось. Не важно. Он сунул пилюли в рот и проглотил всухую, чувствуя, как они царапают горло. Только несколько минут спустя, когда таблетки благополучно попали в организм, начали растворяться и, всасываясь в кровь, понесли обезболивающие вещества в мозг, Пюнд нашарил стакан и припал к нему, смывая горький привкус во рту.

Довольно долго он лежал неподвижно, втиснувшись плечами в подушки и созерцая тени на стене. Постепенно комната снова обретала фокус: шкаф из дуба, великоватый для пространства, в котором стоит, зеркало, пятнистое от времени, репродукция в рамке: вид на улицу Ройял-Кресент в Бате, тяжелые шторы — если их отдернуть, взору откроется кладбище. Что же, вполне уместно. Ожидая, пока боль отступит, Аттикус Пюнд размышлял о своей быстро приближающейся тленности.

Похорон не будет. За свою жизнь он слишком часто видел смерть, чтобы обставлять ее ритуалами и возвеличивать это событие, как будто оно нечто большее, чем просто... переход. Не верил он и в Бога. Пюнду встречались люди, прошедшие лагеря и сохранившие в целости свою веру, и он восхищался ими. Его собственный опыт привел его к неверию ни во что. Человек — сложное существо, способное на исключительное добро и великое зло, но действующее полностью по своему выбору. В то же время его не пугала перспектива убедиться, что он был не прав. Если после прожитой согласно законам разума жизни ему предстоит вдруг оказаться пред судом некой верховной палаты, Пюнд не сомневался, что будет оправдан. Согласно имеющейся у него информации, Бог был из числа лиц, склонных прощать.

Зато ему подумалось, что прогноз доктора Бенсона оказался несколько оптимистичным. По мере того как эта штука в голове неумолимо разрастается, подобные приступы будут происходить чаще, все больше подрывая его силы. Сколько еще пройдет времени, прежде чем он окажется не в состоянии работать? Самой пугающей мыслью была та, что он не сможет больше мыслить. Лежа в одиночестве в номере «Герба королевы», Пюнд дал себе два обещания. Первое заключалось в том, что он раскроет тайну убийства сэра Магнуса Пая и уплатит свой долг Джой Сандерлинг. Второе он отказался облечь в слова.