Крис Уитакер - Мы начинаем в конце

— В конце слушания они задавали ему один и тот же вопрос: если тебя выпустят, будешь снова закон нарушать?

— А он что?

— А он этак глянет мне в глаза и отчеканит: буду. Мол, опасен я для людей.

Может, он думал, это благородно — полный срок отмотать. Разумеется, девочку не вернешь, ее близким не легче, но ведь важно само намерение. Однако теперь Дачесс кое-что узнала, и из дальнейших откровений Хэла смогла сделать вывод: Винсент был в опасности.

— Какая это боль, господи боже… Младшей дочери лишиться, жену похоронить, а потом еще и мама твоя от меня отвернулась… Все потерял, чем дорожил. Думал, дальше и жить-то незачем. Думал, не переборю горя.

— Переборол же.

— Потому что сюда приехал. Только здесь дышать и начал. Монтана — она врачует. Сама увидишь.

— Стар говорила, есть соотношение между страданием и грехом.

Хэл улыбнулся, будто услышал эти слова непосредственно из уст погибшей дочери.

— Расскажи о Сисси.

Он загасил сигару.

— Смерть имеет одно свойство: жил обычный человек, а погиб — стал святым. Только дети ведь безгрешны, их обелять не нужно. Малютка Сисси была — ангел, чудо. Как твоя мама. Как Робин.

У Хэла достало ума не сказать: «Как ты, Дачесс».

— Рисовать любила. Четвертого июля, когда фейерверк запускали, «ура» кричала. Морковку еще могла съесть, а салат или там горошек — все, что зеленого цвета, — ни в какую. Маму твою обожала.

— Я на нее похожа. Я фото видела. Мы трое — Стар, Сисси и я — почти одинаковые.

— Верно. И очень красивые.

Дачесс сглотнула.

— Стар говорила, ты очерствел — ну после Сисси. Ни капли доброты в тебе не осталось. Напивался пьяный. На бабушкины похороны не пошел.

— Просто, Дачесс, чтобы переродиться, нужно до исходной точки дойти и обратно отматывать.

— Это ты-то переродился? Да в тебе одно дерьмо. — Дачесс говорила тихо и беззлобно. — Это правда, что мама мне про тебя рассказывала?

— Думаешь, я своими поступками доволен? Ничего подобного. Я себя корю без конца.

— Все сложнее, я знаю. Почему ты не вернулся в Калифорнию? Почему мама запрещала тебе с нами видеться? Что ты натворил, а?

В темноте Дачесс разглядела, как дернулся поршнем старческий кадык.

— Он уж несколько лет отсидел, когда… когда я прослышал, что будет слушание о досрочном освобождении. Получалось, в тюрьме он только пять лет проведет. Всего пять — за мою Сисси…

Чуть ли не целая жизнь прошла — а в голосе боль, словно Сисси погибла несколько дней назад.

— Должно быть, я со спиртным перебрал. Явился тот тип и говорит: у меня брат в Фейрмонте. Сделку мне предложил — чтобы, значит, Винсенту срок добавили. Чтобы справедливость восторжествовала. За недорого совсем. Ну я и… Теперь вот думаю: если б время вспять повернуть, хватило бы мне мужества? Отказался бы? Не уверен.

— Значит, это все-таки была самооборона — я про человека, которого Винсент убил в тюрьме…

— Да. Самооборона.

Дачесс длинно вдохнула. Признание Хэла оказалось столь весомо, что ответ никак не формулировался.

— Твоя мама узнала. Тогда все и пошло рушиться. Один-единственный поступок, да и был-то четверть века назад — а к чему привел…

Дачесс прихлебывала какао и думала о маме. Рылась в памяти: чем бы отогнать ночной холод? Память упорно подсовывала одну картинку: белки закатившихся маминых глаз.

— Потому ты и в церковь ходишь?

— Надеюсь понять, что движет людьми. Почему они так поступают, а не эдак. Что бы они еще натворили, представься им случай.

Допив какао, Дачесс поднялась. Ноги едва ее держали. Подумалось: вот Дарк явится — а Хэл на страже. С винтовкой.

В дверях она обернулась.

— Как считаешь, почему Винсент на этих слушаниях — ну о досрочном освобождении — говорил, что опасен, что снова закон нарушит?

Хэл поднял глаза, взглянул на нее совершенно как Робин.

— Бывало, уводят Винсента, а Уок с Кадди, с охранником, друг на друга таращатся — будто совсем ничего им не понятно. Но мне-то Винсент писал. Мне-то он объяснить пытался.

Дачесс ждала.

— После той ночи, когда Сисси… после того, что Винсент сделал, ему стало ясно: отныне свободы никому из нас не видать.

Они двое возле дома Рэдли. Лунного света едва хватает, чтобы Уоку видеть абрис лица Марты, аккуратненький носик, волосы до плеч. Он чувствует тонкий, ненавязчивый аромат ее парфюма. У обоих в руках фонарики.

Уок располагал отчетом, где было зафиксировано время звонка в полицию — Винсентова звонка; а также время смерти Стар, определенное коронером. Сомневаться в точности данных не приходилось: Дачесс ехала за подарком по хайвею, несмотря на большой риск; так вот, вся поездка заняла у нее сорок пять минут. Получалось, у Винсента было лишь пятнадцать минут на то, чтобы избавиться от оружия и вернуться в дом Рэдли. Уок с Мартой решили до конца проработать версию, что убийца — именно Винсент; из-за этого Уок всю предыдущую ночь глаз не сомкнул.