Роуз Карлайл - Девушка в зеркале [litres]

Но трудней всего мне дается бурный восторг от ужимок этого клопа. Чутка поздновато сознаю, что его манера склонять голову набок, когда пытаешься затолкать еду ему в пасть, – это из тех вещей, которые Саммер находила умилительными. Едва не захлебываюсь от избытка чувств, но, по-моему, это выглядит полнейшей липой. Я всегда втайне сомневалась, что Саммер и впрямь находит «Тарки» таким уж восхитительным, но теперь почти убеждаюсь, что, пожалуй, так оно и было. Поддерживать подобный уровень восторга на должной высоте, доложу вам, – крайне утомительно.

После очередной выматывающей душу смены подгузников в туалете самолета смотрюсь в зеркало в двух дюймах от своего носа и внятно произношу: «Ясли». В данный момент «ясли» – самое классное слово во всем английском языке.

– Яшли! – повторяет за мной Тарквин.

Господи… Лучше бы следить за языком при этом бесенке!

– Папа, папа, папа! – говорю я. – Можешь сказать «папа»?

– Папа, – слушается Тарквин.

– Папа! Правильно! Ты сказал «папа»! – восклицаю я. Засовываю мерзкий использованный подгузник под крышку контейнера для мусора и подхватываю малыша на руки.

– Папа, – повторяет он.

– Ого! Ты сказал новое слово, Тарки! Молодец! А можешь сказать «мама»?

– Папа.

– Правильно. Папа и мама. Тарки любит папу и маму.

Несу его обратно к Адаму и проскальзываю в свое роскошное кресло. Испытываю такое облегчение, что на сей раз для разнообразия сажаю малого себе на колени и нежно прижимаю к себе – вот он, мол, какой, мяконький да тепленький. Адам развалился в своем необъятном кресле с пустым фужером от шампанского в руке, прокручивая на экране «Айпэда» фотки дорогущих спортивных автомобилей, которые он, похоже, недавно в него загрузил. Бутылка, исходящая испариной в ведерке со льдом, так и взывает ко мне. Раздосадованно прихлебываю свой апельсиновый сок. По крайней мере, у меня нет свойственной беременным теткам утренней тошноты, иначе пришлось бы отказаться и от голубого тунца, который сейчас проносит бортпроводница.

– Тарки сказал «папа»! – сообщаю я Адаму. – Скажи еще раз, Тарки!

Тарквин поворачивается и смотрит своему папаше прямо в глаза.

– Яшли.

Вроде пронесло. Адам прислушивается к Тарквину даже меньше, чем к собственной жене. Но я усвоила урок. Никогда больше не скажу при этом ребенке того, чем не хочу поделиться со всем окружающим миром! Поерзав, устраиваюсь в самолетном кресле поудобней. Теперь свои фантазии относительно яслей буду держать при себе.

Как только опять окажусь в Австралии, мне предстоит зажить жизнью Саммер по-настоящему. Мечта станет реальностью. Больше никаких полицейских инспекторов с подозрительными взглядами, никакой больше крови, которую нужно срочно замыть! Не будет мужниных родственничков, выскакивающих из-за каждого угла. Не придется пыжиться, пытаясь поддержать свое медицинское реноме с Дэниелом Роменом. Адам бо́льшую часть дня будет на работе. И – ясли. Все, что мне останется, – это весь день валяться у бассейна, выращивая в себе ребенка Адама. С каждым днем – все ближе к деньгам. Адам обязательно сделает меня беременной, если уже не сделал. Прикрываю глаза и позволяю себе воображать вещи, которые куплю, как только заполучу эти деньги. Платья, туфли, белье…

Почти проваливаюсь в сон, когда Адам вдруг толкает меня локтем. Открываю глаза. Он тычет пальцем в свой «Айпэд», на экране которого читаю: «Видеозвонок: Аннабет Кармайкл».

– Стой! – кричу я, но уже поздно. Адам чиркает пальцем по экрану, отвечая на вызов. Появляется лицо моей матери, размытое и слишком близко к камере.

– Дражайшее сердце, – произносит Аннабет. – Прости, что беспокою. Это что, видеозвонок? – Тычет пальцем в свой экран. – Не знаю, как выключить камеру… Ну, по крайней мере можешь посмотреть на свой дом.

Мельком вижу гостиную на Сиклифф-кресент: черный рояль, высокий белый потолок… Она водит камерой своего телефона по комнате.

– А теперь я хочу, чтоб вы знали: меня не будет в аэропорту. Мне просто невыносимо ждать вас там в полном одиночестве.

– Мы в самолете, – говорю я. Замечание совершенно излишнее, но я просто тяну время. Вид моей матери, материализовавшейся на экране Адама словно по волшебству, электризует меня. Она никогда не была способна различить нас с Саммер ни по внешности, ни по голосу, но при виде ее я почему-то чувствую неосознанное желание прикрыть лицо. Глаза у нее налиты кровью, под ними огромные мешки. Вид у нее скорбный.