Ирса Сигурдардоттир - Прощение

— Насколько я понимаю, она перенесла повреждение головного мозга, но после окончания лечения ее состояние не оценивалось. Предполагалось, что соответствующее обследование будет проведено в должное время, но потом его отложили, чтобы дать привыкнуть к перемене обстановки. Как я уже сказала, она никого не желает видеть; это относится также и к докторам и другим медицинским работникам. Хотя, конечно, мы сделали бы исключение в случае крайней необходимости… Сейчас же в соответствии с ее пожеланиями контакты сведены к минимуму.

— Должен признаться, все это весьма необычно. — Хюльдар с трудом подавил раздражение, вызванное странным запретом.

— И да, и нет, учитывая характер повреждений. Видите ли, она выстрелила в себя. То ли случайно, то ли намеренно. В любом случае — я в этом уверена — она не хотела отстрелить себе нижнюю половину лица.

— Отстрелить нижнюю половину лица? — повторил Гвюдлёйгюр, потрясенный услышанным.

— Да. У нее нет нижней челюсти. И языка. Поэтому она не может говорить.

— Боже мой… — Хюльдар попытался представить, как это выглядит, и не смог. Подавив любопытство, он лишь спросил, можно ли решить проблему с помощью современных методов пластической хирургии, поставив, например, искусственную челюсть или приживив новую.

Женщина снова пожала плечами:

— Может быть. Но тогда это было невозможно. Лицо просто залатали. Теперь, когда она живет с нами, не исключено, что ее удалось бы убедить рассмотреть существующие варианты. Я на это надеюсь. Сама я ее лицо не видела, но понимаю, какой это ужас.

— Значит, вас в ее комнату не пускают?

— Пускают, конечно, но она носит маску.

Полицейские неуверенно кивнули. Заметив их растерянность и смущение, смотрительница добавила с ноткой оптимизма:

— Мы все же надеемся на перемены. Отец, хотя и желал дочери самого лучшего, не мог обеспечить полноценный уход. Она не получила должного лечения. Конечно, я не сомневаюсь, что отказ встречаться с другими людьми — ее желание, но ему следовало бы проконсультироваться со специалистом.

— Хотите сказать, что за два десятка лет после того случая она ни разу не выходила из дома? — недоверчиво спросил Гвюдлёйгюр.

— Очевидно, нет. Там, где она жила, кажется, было что-то вроде огороженного настила, чтобы выходить и дышать свежим воздухом, но с другими людьми контактов не было. Согласно договоренности, отец заплатил за пристройку с выходом в сад и, вероятно, предполагал, что так оно и останется, но у нас другое мнение. В конце концов, его смерть может стать началом перемен к лучшему.

Детективы молчали, и смотрительница замялась, словно не зная, что еще сказать. Потом, сцепив пальцы, предложила проверить, не согласится ли Лёйвхильдюр встретиться с ними.

— Хотя, конечно, я ничего не гарантирую.

Добавив, что снимать обувь необязательно, она провела их в большую гостиную, где несколько жильцов смотрели телевизор. Прикованные к экрану разворачивающейся на нем драматической сценой, зрители не обратили на полицейских ни малейшего внимания. Смотрительница попросила подождать и исчезла в глубине коридора. Издалека донесся негромкий стук, звук открываемой двери и женский голос. Разобрать слова мешал шум телевизора. Через несколько секунд она вернулась.

— Удивительно, но вас хотят видеть.

Входу в комнату предшествовал коротенький инструктаж.

— Хотя Лёйвхильдюр не может говорить, она многое понимает, так что будьте тактичны. Если не возражаете, я хотела бы присутствовать, поскольку хорошо интерпретирую язык ее тела и настроение. Если скажу, что нужно остановиться, заканчиваем. Это серьезно. Не хочу, чтобы она расстроилась. О’кей?

Они кивнули. Смотрительница заглянула в небольшую кофейную комнату и попросила сидящего там молодого человека побыть вместо нее в приемной. Тот оторвался от телефона и поднялся, не проявив к гостям ни малейшего интереса.

В отличие от больничных палат, номера на двери комнаты не было, только имя, выложенное разноцветными деревянными буквами. Об этом, наверное, позаботился Мёрдюр: на других дверях ничего подобного не было, хотя все они выглядели по-разному, чтобы избежать единообразия.

Смотрительница легонько постучала и, не дожидаясь ответа, открыла дверь, жестом предложив детективам войти.

Жилое пространство походило скорее на гостиничный номер, чем на квартиру: больше обычной спальни, но меньше некоторых студий, видеть которые доводилось Хюльдару. Места хватило лишь для широкой кровати, крошечного кухонного уголка, двухместного дивана, компактного буфета и шкафа, который не удовлетворил бы потребности ни одной знакомой Хюльдару женщины. Были еще заставленные книгами полки и большой телевизор, настроенный на тот же канал, что и телевизор в гостиной, хотя качество изображения было ужасное. И все же, несмотря на ограниченное пространство, здесь было уютнее, чем в его собственной квартире.