Мариэтт Линдстин - Воскрешение секты

Симон спрятался за стволом своего любимого дуба. Во дворе было совершенно пусто, только утка прогуливалась по газону. Осины и клены сменили цвет и образовали красно-желтый купол, свисавший над цепочкой жилых домиков.

Тут на земле рядом с ним заскрипели шаги. Когда Симон обернулся, Якоб уже стоял на расстоянии вытянутой руки от него. Глаза у него округлились, словно он увидел привидение.

— Тьфу, как ты меня напугал! — проговорил Симон и оглядел Якоба, который, помимо испуганного выражения лица, совсем не изменился: деревенская одежда, коричневый загар и легкий запах коровьего навоза.

Симон хотел обнять его, но решил не торопиться.

— Как ты вошел?

— У меня есть ключ от калитки.

— Вот черт!.. Просто невероятно.

— Неплохо, правда? Ты можешь пойти со мной, если хочешь. Один шаг — и ты на свободе.

— Симон, просто не могу поверить, что это ты… Просто черт знает что!

— Так ты пойдешь со мной?

— Знаешь, все сложно… Я размышлял всю ночь. Животные. Некому будет за ними ухаживать, если я сбегу. Может быть, их даже зарежут… Что мне делать?

Якоб говорил громко, и Симон приложил палец к губам.

— Как тебе открытка, которую я послал? Легко было понять?

— Поначалу я подумал, что попросту свихнулся. Откуда у меня кузина, о которой я понятия не имею? Но потом догадался. Просто с ума сойти — что ты тут есть… И что калитка открывается…

— Как думаешь, есть еще кто-нибудь, кто хотел бы сбежать? Тут все просто: никакой сигнализации, следов не останется, можно для начала спрятаться у меня… — Сейчас ему казалось, что это неплохая идея.

— Спрошу народ. Ты можешь вернуться через пару дней?

— Само собой, но ты должен молчать об этом. Ни слова обо мне или о калитке. Освальд вернулся?

— Он вернется в начале апреля. Мадде всех поставила на уши, везде наведен порядок, все отполировано до последней гребаной дверной ручки. Я едва успеваю кормить животных, а в хлеву навоза по колено, о чем ты наверняка догадываешься по запаху.

На это Симон ничего не ответил, хотя теперь, когда Якоб стоял совсем близко, запах бил в ноздри немилосердно.

— Послушай, Симон, как там, снаружи? Можно прожить?

— Конечно! Ты легко мог бы устроиться на работу к кому-нибудь на хутор. У пансионата дела идут в гору, а мясо, яйца и все такое поступают из фермерских хозяйств на острове. Уверен — им нужны люди.

— Проклятие, я очень хочу… но не могу оставить животных. Коровы уже смотрят на меня такими грустными глазами, словно чувствуют, что я собираюсь свалить.

— Спешки нет. Подумай.

Внезапно раздался звук заводимого мотоцикла.

— Я должен бежать. Увидимся послезавтра. В то же время. Положи под калитку записку, если тебе помешают. Используй ту же азбуку Морзе.

Якоб ухмыльнулся, поднял вверх указательный палец и исчез.

Когда Симон вернулся два дня спустя, он слегка опоздал. Инга Херманссон пришла на поле, где он работал, вся взбудораженная.

— Звонил один из членов жюри. Он спросил, будем ли мы с тобой дома сегодня вечером. Мы ведь будем на месте?

— У меня небольшое дело в деревне, но я вернусь к ужину.

— А что, если…

— Увидим, — ответил Симон.

Когда он собрался открыть калитку, ему показалось, что что-то не так. Было совершенно тихо. Из-за каменной стены не доносилось ни единого звука. «Он не смог прийти, — подумал Симон. — Что-то случилось. Его засекли». Но все же отпер калитку и проскользнул внутрь.

Они стояли прямо перед ним, застыв, словно статуи. Якоб с открытым ртом и Анна с большими глазами, с рюкзаком за плечами. При виде Симона она чуть было не вскрикнула, но Якоб поспешно затряс головой.

— Я больше не могу, — прошептала Анна.

По ее глазам Симон увидел, что она говорит искренне.

Зимой все стало гораздо лучше. Освальд изменился. Фанатичное увлечение Софией Бауман отошло. Он перестал посылать письма лузеру и, казалось, с головой ушел в написание новых тезисов.

Иногда Франц впадал в эйфорию по поводу этих тезисов и, когда Анна-Мария приходила к нему на свидания, с пылающими глазами читал ей свои записи.

— Знаешь ли ты, что большинство людей проводят больше времени в своей голове, чем на земле? — спросил он однажды. — Поэтому-то и существует «Виа Терра». Чтобы вернуть людям их жизнь.

Анна-Мария далеко не всегда понимала, что он имеет в виду, но считала, что Франц наделен почти нечеловеческой глубиной мысли, так что она поддерживала его хвалебными речами и восхищенными возгласами.