Вероника Орлова - За зеркалами

— Я не знаю, — капля пота медленно стекает по виску свидетеля, — я просто…мы просто стояли и разговаривали со священником. Нас даже не хотели пускать в палату к нему, нас не хотели. Мы еле уговорили.

— Достаточно!

Люк быстро посмотрел на меня.

— Вы уже повторяетесь, Фоулсон, — попыталась придать голосу мягкости.

— И это откровенно раздражает, — недовольно произнёс подошедший ко мне Люк.

— Мы уже любили мальчика…мы его успели полюбить, — показалось, что глаза Фоулсона влажно блеснули.

— Да, я понимаю, вы свободны. Пока. — и он, не скрывая вздоха облегчения, покидает кабинет с такой неожиданной и кажущейся совершенно несвойственной его короткой, немного тучной фигуре лёгкостью.

Люк покачал головой, провожая глазами вышедшего.

— Только не говори, что не веришь ему. Несчастный, кажется, чудом сердечного приступа избежал.

Томпсон повернулся и испытующе в мои глаза посмотрел, а я впервые подумала о том, что под таким внимательным взглядом трудно чувствовать себя в безопасности. Дискомфорт. Словно тебя изучают, разбирая каждое твое слово, каждый выдох и движение тела. Препарирует ментально, не касаясь физически, и неосознанно хочется закрыться, не позволить прочитать себя, словно открытую книгу. До того, как я вошла в участок, Люк уже около получаса разговаривал с Фоулсоном…точнее, судя по тому, как к тому времени колотило в нервозном страхе мужчину, Томпсон явно не проявил тактичности в связи с потерей тем приёмного ребёнка.

— А ты, значит, веришь в его любовь к чужому ребёнку, которого он видел пару раз в жизни?

— Меня не интересуют его чувства к нему, Люк. Только то, что он явно неспособен на убийство.

— Нет, конечно, — Томпсон махнул рукой, с неким презрением посмотрев туда, где еще минуту назад стоял Фоулсон, — этот слизняк едва в обморок не грохнулся вчера со страху, узнав, что ребёнок умер.

— Возможно, он переживал. Он привёл вчера священника к Кевину.

— Что означает, он предполагал возможность его смерти.

— Мы все её предполагали.

— Мы, Ева. Мы, а он не должен был. Если верить его словам о привязанности к ребёнку. Ладно, — Люк взял у меня из рук стеклянную бутылку с водой и сделал большой глоток из неё, — в любом случае это ничтожество явно не наш клиент.

— Как и священник.

Кивнул, соглашаясь.

— А больше никто к нему не заходил?

Он задаёт вопрос, уже зная ответ. Он хочет услышать его из моих уст.

А я до боли не хочу произносить его вслух. Потому что он хочет моего признания. Своеобразного добровольного поражения.

— Мне стоило бы задать тебе этот вопрос, не так ли? Кто именно вчера был у ребёнка и как долго? Кажется, именно ты отвечал за охрану у палаты мальчика.

— И я её обеспечил.

— Крайне неэффективно, как видишь.

— Что именно ты хочешь сказать, Ева?

Его тон сменился. Стал более жёстким, острым, неприятно жалящим.

— Лишь то, что мы имеем труп мальчика.

— Который мог появиться в любую минуту, учитывая его состояние.

Да, согласно заключению судмедэксперта, смерть Кевина наступила при естественных обстоятельствах. Организм не справился с последствиями нападения, и ребёнок умер, так и не придя в сознание.

И несмотря на это, хотелось вонзиться ногтями себе в горло, чтобы не дать вырваться воплю отчаяния, который бился в глотке, в гнетущем ощущении собственной причастности к кончине Кевина. Словно я сама…я сама виновата в его смерти. Если бы осталась здесь, если бы не поехала на место преступления. Если бы не тратила такое драгоценное сейчас время на выяснение отношений с Дарком. Много «если бы». Слишком много, чтобы вновь и вновь не чувствовать злость и желание лично расправиться с жестокой тварью, которая продолжает окунать в это болото мерзкой опустошённости. Вспомнились растерянные глаза молодого полицейского, когда тот поднял голову и посмотрел на меня с затаённым страхом. Он ещё находился на испытательном сроке в участке, такой юный, только что из колледжа, казалось, он точно так же чувствует свою вину в том, что не удалось сберечь мальчика. Хотя бы до дачи им показаний. Да…эта ужасная мысль не покидала ни на мгновение. Мысль о том, что его смерть далась бы куда легче после нашего разговора. И мне, наверное, следовало бы презирать себя за это, как тогда — Дарка…за аналогичные слова о Кевине, которым он согласился рискнуть ради поимки маньяка.

— Или нет?

Люк нахмурился, и я вздрогнула. Проницательный. Ощущение нахождения под лупой запульсировало внутри с двойной силой.