Игорь Берглер - Потерянная Библия

А у основания лестницы толпились люди в форме. Многим гражданским разрешили остаться внутри импровизированной баррикады. Их сдерживала живая стена полицейских, которые вели себя так, словно пришли на какую-то несанкционированную демонстрацию против саммита стран «большой восьмерки», что требовало необычайной бдительности. И действительно, казалось, что здесь собрался весь штат полиции города: охранники, водители, секретари и все остальные. Что бы ни произошло, Сигишоара давно не сталкивалась с чем-то настолько важным.

Вход на лестницу был закрыт большим пластиковым занавесом. Прежде чем отодвинуть его в сторону, комиссар остановился, чтобы предупредить Чарльза:

— Дальше будет неприятно, но, глядя на вас, я думаю, что вы сможете сохранить хладнокровие. — Нагнав страху, наверное, чтобы смутить Чарльза и застигнуть его врасплох, комиссар задал вопрос, который, по всей видимости, заготовил давно: — Почему на вашей визитке изображен дьявол?

Чарльз с удивлением уставился на собеседника. Не пытается ли полицейский играть словами?

По всей видимости, он принадлежал к немецкоговорящему меньшинству Трансильвании, и акцент у него был достаточно сильный, поэтому Чарльзу приходилось прикладывать немало усилий, чтобы понять его. И теперь, словно заразившись от женщины, которая сопровождала его до сих пор и которая теперь как сквозь землю провалилась, Чарльз выдал весьма характерную для недоумевающих британцев фразу:

— Прошу прощения?

— Я решил уточнить, поклоняетесь ли вы дьяволу, или же это какой-то знак, который простым смертным вроде меня не понять. Какая-то шуточка для своих. Вы. Почитаете. Дьявола? — произнес полицейский, на всякий случай делая паузы между словами.

Чарльз был прекрасно знаком с примитивным мышлением, характерным для обитателей маленьких городков юго-восточной Европы, особенно в местах вроде этого, где суеверия прочно входили в жизнь человека с самого рождения и где было очень трудно отделаться от них, невзирая на какое бы то ни было образование. В книгах Чарльза уделялось много внимания популярным верованиям, а его теории учитывали эти непоколебимые предрассудки, порожденные туманами времени, — их не способен развеять ни один рациональный аргумент.

Пока Чарльз пытался разобраться, что мог иметь в виду комиссар, офицер раздвинул импровизированные занавески и придержал их, позволяя ему пройти. Профессор начал подъем. Впереди, примерно на середине лестницы, обнаружилось очередное столпотворение. Люди фотографировали, делали какие-то замеры, Криста Вольф вела пылкую беседу с коллегой в гражданской одежде. Света было мало, поскольку доски пропускали лучи солнца так, что освещенные поверхности чередовались с темными, и это напоминало кадр черно-белого кино, скрывающий больше тайн, чем обнаруживалось в нем в конце концов. Он подошел ближе. Фотограф, закрывавший ему обзор, отодвинулся, продолжая совершать свои забавные движения. А потом Чарльз увидел это.

Гигантский экран в центральном зале на несколько секунд покрылся рябью. Курсор скользил, мерцал и носился по поверхности в безумной пляске, среди математических уравнений, текстов всех эпох, иероглифов и рун. Эта визуальная оргия, сопровождаемая бетховенской «Одой к радости» на звуковом оборудовании, слишком мощном даже для площади в 54000 кв. футов, продолжалась секунд тридцать, после чего курсор замер, а гигантский экран заполнило сообщение: «ПРОБЛЕМА РЕШЕНА» — сначала на английском, потом на немецком, французском, испанском и всех остальных языках мира, живых и мертвых, навеки похороненных, известных только колоссальному компьютеру из Института экспериментальных исследований человеческого поведения (ИЭИЧП). На экране заметался какой-то безумный призрак. По сигналу Вернера Фишера работники за центральным пультом управления остановились, открыв рты и с удивлением наблюдая за представлением. Они закричали, словно в экстазе, принялись обниматься и подбрасывать в воздух пластиковые стаканчики, листы бумаги и скрепки. Даже такой большой экран терялся в этом огромном помещении, но колонки подключили как раз для того, чтобы передавать сообщения одновременно всем сотрудникам. Всякий раз, когда в институте удавалось получить такие важные результаты, как сегодня, неуклюжий рыжеволосый начальник запускал программу, выводившую сообщение на экран, пока в зале звучала музыка.

Будучи виртуозом в математике и физике, Вернер Фишер овладел едва ли не бесконечным списком дисциплин. Его стали называть гением еще в колледже. Открыли его в Берлине, в университете имени Гумбольдта, и буквально силой притащили в Америку. Самые лучшие университеты мира боролись за него не на жизнь, а на смерть. Победил Массачусетский технологический. К двадцати шести годам он защитил четыре докторских диссертации под руководством такого же количества нобелевских лауреатов. Крупные корпорации, секретные службы и, что самое важное, начальство Института следили за ним, пока он учился. Директор Института разработал сложную кампанию по завоеванию Фишера, обхаживал его почти пять лет, в конце концов сломил сопротивление Вернера и привел его в свое учреждение.