Сара Пекканен - Жена между нами

Его роман был отсрочкой. Каникулами.

Если бы только он так и остался романом.

* * *

Большую часть утра я провела, разговаривая с тетей Шарлоттой. Она согласилась сходить вместе к ее врачу, чтобы я могла расспросить его о том, как я могла ей помочь, но настояла, что все равно пойдет с подругой на лекцию в Музей современного искусства, как и собиралась.

– Моя жизнь не должна останавливаться, – сказала тетя Шарлотта, отметая мое предложение сопроводить ее или, по крайней мере, вызвать ей такси.

Убрав на кухне, я открываю ноутбук и ищу информацию о макулярной дегенерации. «Состояние, вызванное разрушением центральной части радужной оболочки», – читаю я. Если представить себе глаз как фотоаппарат, макула – это центральная и самая чувствительная зона своего рода пленки в камере, объясняет веб-сайт. Функционирующая макула собирает подробное изображение из центра поля зрения и отправляет его по оптическому нерву в мозг. Если клетки, из которых она состоит, начинают разрушаться, изображение не воспринимается полностью.

Это звучит так по-медицински. Так стерильно. Как будто все это не имеет никакого отношения к тому, что моя тетя больше не сможет смешивать голубой, красный, желтый и коричневый, чтобы воспроизвести оттенок кожи на руке, изгибы вен и складки, едва заметные углубления и впадины между костяшками.

Я закрываю ноутбук и иду в комнату забрать две вещи. Я кладу чек, оставленный Ричардом, к себе в кошелек, чтобы обналичить на этой неделе. Он сказал мне, чтобы я потратила деньги, обратившись за помощью. Я так и сделаю. Помощь нужна тете Шарлотте. Медицинские счета, аудиокниги и многое другое, все, что ей понадобится.

Еще я достаю из ящика стола письмо для Эммы и в последний раз его перечитываю.

«Дорогая Эмма,

Я бы ни за что не стала слушать того, кто стал бы отговаривать меня выходить замуж за Ричарда. Я понимаю, почему вы отталкиваете меня. Я недостаточно хорошо все объяснила, потому что не знаю, с чего начать.

Я могла бы рассказать вам, что на самом деле произошло на той вечеринке, когда у нас в подвале не оказалось Равено. Но я уверена, что Ричард рассеет любые сомнения, которые мне удастся в вас пробудить. Поэтому, если не захотите со мной разговаривать, если не захотите увидеться со мной, просто поверьте в одну-единственную вещь: в глубине души вы уже знаете, кто он на самом деле.

Наш мозг унаследовал от рептилий защитный механизм, который предупреждает нас об опасности. Вы уже что-то чувствовали. Вы отмахнулись от своих сомнений. Как и я. Вы придумывали оправдания. Как и я. Но когда останетесь наедине с собой, пожалуйста, прислушайтесь; вслушайтесь. Доказательства проявились еще до нашей свадьбы, и я не обратила на них внимания. Появились сомнения, но я их отбросила. Не совершайте моей ошибки.

Я не смогла спасти себя. Но вы еще можете спастись».

Я снова складываю письмо и ищу на столе конверт.

Одно из первых доказательств всплыло на поверхность до нашей свадьбы. Я держала его в руках. Сэм видела его. Его видели все, кто был у нас на свадьбе.

Светловолосая невеста и ее красавец-жених, застывшие в прекрасном мгновении.

– Господи, они даже похожи на вас, – сказала Сэм, когда я показала ей фигурку на торт.

Ричард достал ее из кладовки в подвале своего нью-йоркского дома и сказал, что она принадлежала его родителям. В тот момент у меня не было причин в этом усомниться.

Но через полтора года после нашей свадьбы, когда я поехала в город увидеться с Сэм, случились две вещи. Я поняла, насколько чужими стали друг другу мы с моей лучшей подругой. И еще я начала искать причины не доверять своему мужу.

Я так радовалась предстоящей встрече с Сэм. Казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как мы проводили время вместе, а не просто торопливо обедали. Мы договорились на вечер пятницы, когда Ричард должен был быть на совещании в Гонконге. Поездка должна была продлиться всего три дня, и хотя он пригласил меня поехать с ним, мы вместе решили, что это бессмысленно. «Ты даже не успеешь отойти от джетлага, а нам уже будет пора возвращаться обратно», – сказал Ричард. Сам он легко адаптировался к новому часовому поясу, как и ко всему остальному. Но я знала, что для длинного перелета мне понадобится ударная доза успокоительного, а от кломифена, который я принимала, чтобы забеременеть, я стану такой сонной, что не смогу даже насладиться Азией как следует.