Тара Бертон - Украденное лицо

– Отец Ромилос – это который в рясе, – поясняет она.

– А там в это время года даже есть какие-то цветы? – Возвращается Корделия со швейными принадлежностями. Она протягивает их Луизе.

– Больше всего на свете обожаю куда-нибудь проникать! Это так бодрит и оживляет – стать кем-то, кем тебе быть нельзя. Однажды мы попались, нам пришлось заплатить жуткий штраф в зоопарке при Центральном парке, но зато сколько всего! Ой, вот только не смотрите на меня так.

– Как?

Луиза пришивает кайму. Она даже глаз не поднимает.

– Как будто вы думаете, что я – полный ужас.

– Я так не думаю, – отвечает Луиза.

А думает она вот что:

«Лавиния ничего не боится».

– Я не упилась, понимаете? – говорит Лавиния. Она взмахивает волосами – своими длинными, жесткими, дивными волосами – и они падают на плечо Луизе. – Клянусь. Знаете, что сказал Бодлер?

Луиза делает на кайме очередной стежок.

– Бодлер сказал, что нужно упиваться. Вином. Поэзией. Добродетелью – чем понравится. Но упиваться.

– Винни упивается добродетелью, – замечает Корделия.

Лавиния фыркает.

– Это всего лишь просекко, – оправдывается она. – Даже Корди пьет просекко. Мама нас заставляет.

– Презираю алкоголь, – подмигивает Корделия Луизе, собирая с диванных подушек остатки перьев. – Это порок.

– Господи, вот вас она не достает? – Лавиния задирает ноги на дорожный кофр. – Бьюсь об заклад, что ты даже в Бога не веришь, верно, Корди? Вот так она целый год гундит – верите, нет? А до этого она была вегетарианкой. А… Боже мой, да вы просто талант!

Она замечает пришитую Луизой на место кайму.

– Вы костюмер? У меня есть подруга-костюмер. Каждый год она сооружает для венецианского карнавала костюмы восемнадцатого века.

– Я не костюмер.

– Но шить же вы умеете.

Луиза пожимает плечами:

– Много кто шить умеет.

– Никто шить не умеет. А что еще вы умеете?

Этот вопрос застает Луизу врасплох.

– Не очень много.

– Не врите мне.

– Что?

– Вы особенная. У вас на лбу печать гения. Я ее разглядела – как только вас увидела. И вы… Вы тут с Корди дежурили, так ведь? Всю ночь. Вот это что-то.

Луиза никакая не особенная. Она это знает. И мы это знаем. Ей просто нужны четыреста пятьдесят долларов.

– Вы актриса? Для актрисы вы достаточно красивая.

– Я не актриса. (Для актрисы Луиза недостаточно красивая.)

– Художница?

– Нет.

– Тогда вы писательница!

Луиза теряется.

Она теряется потому, что вообще-то нельзя называть себя писательницей, если не написала ничего, что бы кому-то понравилось, и тебя напечатали. Если ты даже не написала того, что тебе понравилось бы самой предложить кому-то для публикации. Если в Нью-Йорке слишком много писателей-неудачников, над которыми смеются. Но она теряется достаточно долго, прежде чем ответить «нет», чтобы Лавиния за это ухватилась.

– Я так и знала! – Она хлопает в ладоши. – Так и знала! Конечно же , вы писательница. Вы – женщина слов . – Она быстро перебирает карточки со словами: облегчать, отстаивать, одобрять . – И не стоило мне в этом сомневаться.

– Ну, в смысле…

– А что вы написали?

– Ну, знаете… немного. Всего-то пару рассказов и так, по мелочи.

– О чем они?

Теперь Луиза боится по-настоящему.

– Ой, понимаете… О Нью-Йорке. О девушках в Нью-Йорке. Что все пишут. Ерунда всякая.

– Не смешите меня! – Лавиния впивается горящими и сверкающими глазами. – Нью-Йорк – величайший в мире город! И, конечно же , вам хочется о нем написать!

Рука Лавинии так крепко сжимает ее запястья, Лавиния смотрит на нее так пристально и хлопает глазами так невинно, что Луиза не может заставить себя обмануть ее ожидания.

– Вы правы, – отвечает Луиза. – Я писательница.

– Я никогда не ошибаюсь! – хвастается Лавиния. – Корди говорит, что у меня какое-то чутье на людей: я всегда чувствую, что человек окажется интересным. Это как телепатия, но с поэтическим привкусом – от этого что-то случается . – Она, как кошка, растягивается на диване. – Знаете, я ведь тоже писательница. В том смысле… Сейчас вот работаю над романом. А вообще-то я в творческом отпуске.

– В творческом отпуске?

– От колледжа! Вот поэтому я и здесь. – Она пожимает плечами. – Живу в запустении, сами видите. Я взяла год, чтобы закончить роман. Но проблема моя в том, что во мне совершенно нет дисциплины. Я не такая, как Корди. Она прямо умница. – (Корди снова, не отрываясь, читает своего Ньюмена). – Я просто хожу по вечеринкам. – Лавиния зевает, долго и со вкусом. – Бедная Луиза, – произносит она. – Я вам весь вечер испортила.