Элизабет Нуребэк: Скажи, что ты моя [litres]

Эмиль пробежал мимо меня, спрашивая на ходу, что на ужин. Я ответила, что понятия не имею, – тем временем он вбежал в гостиную и бросился на диван. Хенрик поднял мое пальто, лежащее на полу в прихожей, повесил его на крючок и сказал, что пытался дозвониться мне.

Я ответила, что мобильник наверняка остался в сумке. Хенрик посмотрел на пол – трубка лежала возле моих туфель. Он поднял ее и протянул мне.

– Мы хотели спросить, не купить ли нам чего-нибудь по дороге, – произнес он. – Ты не приготовила ужин.

Это прозвучало не как вопрос, а как констатация факта.

– Я не успела.

– Что-нибудь случилось?

– Почему ты так думаешь?

– А твоя машина?

Об этом я совсем забыла. Моя «ауди» осталась стоять на Кунгсхольмене.

– Я взяла такси.

Хенрик внимательно посмотрел на меня. Я быстро поцеловала его в щеку, избегая встречаться с ним взглядом, и поспешила в кухню. Он последовал за мной.

– Эмилю нужно поесть, – сказал он. – Ему скоро ехать.

У меня совсем вылетело из головы, что у Эмиля сегодня тренировка по баскетболу. В обычном состоянии я никогда бы этого не забыла. Я села к столу, проверила телефон. Два пропущенных звонка и одно сообщение. Хенрик достал что-то из морозилки, крикнул Эмилю, что еда скоро будет.

– Как у тебя прошел день? – спросил он после паузы.

– Хорошо.

– Все в порядке?

– Да, – ответила я.

– Точно?

– Точно.

Хенрик помешал макароны, выложил мясной фарш на сковородку. Тем временем рассказывал, что собирается навестить своих родителей в загородном доме в следующие выходные. Что у Эмиля в субботу матч. О работе. Потом поставил на стол тарелки и стаканы, положил приборы, налил воду в графин. Принялся рассказывать что-то еще о работе.

Это самый обычный понедельник. Мы встречаемся дома после долгого дня, переговариваемся в кухне. Мой муж ведет себя как обычно, сын тоже. Наш прекрасный дом такой же, как всегда. А между тем все какое-то чужое. Словно я стала другой. Словно я чужая в своей собственной жизни.

Хенрик крикнул Эмилю, что еда готова. Никакой реакции не последовало. Хенрик снова позвал его, но Эмиль никак не шел.

Я решительными шагами направилась в гостиную, подошла к дивану, сняла с Эмиля наушники и отобрала у него планшет. Сердитым голосом заметила, что ему скоро на тренировку. Эмиль сначала удивился, потом обиделся. Он встал, прошел мимо меня и сел за стол.

В тот момент, когда Эмиль не смотрел в нашу сторону, Хенрик положил ладонь мне на руку. Я прекрасно понимала, что он хочет сказать: «Успокойся, что с тобой сегодня?»

Мне следовало бы рассказать ему, что со мной произошло. Следовало бы поговорить с ним. Не в моем стиле напускать таинственности. Как-никак я психолог, и к тому же практикующий психотерапевт. Я говорю о своих чувствах, я обсуждаю и выясняю, какой бы ни была проблема. Особенно когда речь идет о том, что полностью изменит нашу жизнь. Хенрик – мой лучший друг. Мы всегда откровенны друг с другом, можем поговорить обо всем. Он знает меня лучше, чем кто-либо другой, так что скрыть от него что-либо особенно трудно. Да у меня и не возникало никогда подобного желания. Вплоть до сегодняшнего дня.

Мне не удалось проглотить ни кусочка. Хенрик и Эмиль беседовали между собой, я не знала о чем. Я вроде бы и слушала их разговор, но не слышала. Мои мысли все время улетали к ней.

Изабелла Карлссон.

Почему она использует это имя? Что именно ей известно?

Эмиль что-то говорил о велосипеде, который ему хотелось бы иметь, – суперкрутой велик. Достал свой телефон, чтобы показать нам фото. Извинившись, я поднялась из-за стола и ушла из кухни. Зашла в прачечную, попыталась собраться с мыслями.

Паническая атака. Впервые за последние двенадцать лет. Я теряю контроль и ничего не могу поделать. Панический ужас и парализующая тоска охватывают мое тело, заполняют все мои мысли и чувства. Такое ощущение, как будто тебя заставили вскочить на поезд, несущийся куда-то без тормозов – и ты знаешь, что тебе придется проехать весь путь до конца, до последней станции. А я вовсе не хочу снова там оказаться. Я готова на все, лишь бы не проходить через все это еще раз. Меня пугает сама мысль о том, что все это опять обрушится на мою семью.

Если бы я знала, какой окажется эта встреча, – стала бы я подвергать себя такому испытанию? Знай я наперед, кто она, – решилась бы я с ней встречаться?

Если, конечно, это действительно она.

Я буквально вижу перед собой эту сцену: как я спрашиваю ее прямым текстом. Смотрю ей в глаза, задаю вопрос и вижу, как мои слова проникают в ее сознание, запускают цепь реакций.