Евгений Башкарев - Дедушка, не спи!

— Конечно. Сейчас посмотрим тут и пойдем.

Она отодвинула занавески и вошла во вторую комнату. Наступив на битые ампулы, остановилась. Фонарь скользнул вправо, влево. Я видел, как ее рука направила луч на кровать, но никакой реакции не последовало.

— Сабина!

— Что?

— Ты видишь его?

— Кого?

Я пересек порог. Сердце выпрыгивало из груди, и я слышал, как где-то в голове гулко пульсировала кровь. Сабина светила в направлении кровати. К тому же, комната была настолько маленькой, что, куда бы не попадал луч света, он все равно укажет ей на покойника. Я вошел в комнату и осознал, что кровать пуста, а место, где лежал дед, покрыто сплошным черным пятном, будто тело сгорело. След в точности повторял человеческие очертания.

— Он же лежал здесь, — пробормотал я себе под нос.

— Что? — осведомилась Сабина. — Кто?

— Никто, — быстро ответил я, схватил ее за руку и повернул назад. — Мы уходим!

Луч фонаря метнулся по стене передней комнаты, и боковым зрением я заметил, как за столом, меж стопок газет, возникла фигура. Фигура сидела к нам спиной, сложив руки на столе, будто держала карты.

На второй неделе мая мама решила еще раз навестить школьных учителей и проверить мою успеваемость. Не знаю, насколько она удивилась тому, что ее методы воспитания не дали никакого толку, но мой домашний арест продлился на все выходные, и теплые весенние деньки я встречал в компании четырех стен и любимого окна, откуда открывался вид на зеленеющую улицу. Из-за плохих оценок в глазах матери я скатился до самого низа. По химии выходила двойка, по алгебре судьба оценки зависела от последней контрольной работы, к которой я был совершенно не готов. По истории меня не аттестовывали, и единственное, что изменилось в классном журнале за последнюю неделю, это количество клеточек с буквой «н». Стоит добавить, что пропуски занятий у меня были более чем уважительными. Начиная с шестого класса, меня брали на все олимпиады, к какому бы виду спорта они не относились. Вот таким разносторонним человеком я рос.

В середине мая на районной олимпиаде по легкой атлетике я получил третью в своей жизни медаль. В кроссе на тысячу метров мне посчастливилось занять второе место, а по общему комплекту наград наша школа оказалась третьей в районе. Это был огромный успех, учитывая то, что я соревновался с ребятами из старшей возрастной группы. На радостях за столь большой успех учитель по физкультуре пообещал помочь мне закрыть аттестацию по истории.

Свое слово он сдержал: уже к семнадцатому мая у меня появились сразу три оценки, две тройки и одна четверка, после чего я вообще забыл об истории и стал потихоньку готовиться к алгебре.

К концу учебного года я виделся с друзьями только в школе. Мама не отпускала меня гулять. Рамилка и Владик по-прежнему заходили за мной по пятницам и субботам, но мама оставалась при своем мнении. То короткое время я ценил, как воздух, поэтому, даже будучи наказанным, выходил к ребятам, и мы общались до тех пор, пока мама не звала меня обратно, в дом.

Бегать по улице весной равносильно чуду, и я завидовал друзьям, потому что они не были лишены такой возможности. Они чувствовали, насколько великолепно детство, если родители не ограничивают свободу. А я сидел дома. И порой мне было так тоскливо, что я просто ходил по комнате и мечтал, когда же, наконец, вырасту, уеду от родителей и буду жить своей жизнью.

После того, как я взял второе место на районных соревнованиях по бегу, моя коллекция медалей стала совершенной. Теперь и у меня имелась одна золотая, одна серебряная и одна бронзовая медаль. Я повесил их на дверцу комода напротив своей кровати, и каждый раз, перед сном, любовался их блеском и новизной. Конечно, медали были не из чистого дорогостоящего металла, но моей гордости не было предела. Я щупал их и вспоминал, каким трудом они мне достались, а потом выключал свет и быстро засыпал, чувствуя их запах и цвет.

Однажды я проснулся от странного звука. Было такое ощущение, будто в голове завелся колокольчик. Я явственно слышал короткие удары, сопровождаемые промежутками мертвого безмолвья.

Дзинь. Тишина. Дзинь. Тишина.

Чуть позже колокольчик сменился более требовательными ударами, и я понял, что они исходят не из моей головы. Звук шел из комнаты, подобно волне холодного воздуха. От его монотонности я почувствовал тревогу.

Дзинь. Тишина. Дзинь. Тишина.

Вечером, после наступления темноты, мама всегда занавешивала окна плотными гардинами. Она не любила, когда прохожие заглядывали в дом. Ночью гардины не открывались, но благодаря фонарю, расположенному напротив нашего двора, моя комната никогда не погружалась в полный мрак. Я сел на кровати и вдруг заметил движение на одной из стенок комода. Движение сопровождались редким отблеском, по которому я и догадался, что причиной звона служат бьющиеся друг о друга медали.