Хейди Перкс - Теперь ты ее видишь

– Меня вообще не волнует на самом деле, есть они или их нет.

– Нет, я знаю, я просто говорю. Они все же твои друзья и соседи. Они хотят поддержать тебя.

Я шагнула в палисадник, и он тоже сделал шаг вслед за мной.

– Куда это ты собрался, Том? – Я знала его достаточно, чтобы понимать, что он сказал еще не все.

– Я просто… – Том запнулся и провел рукой по своим волосам, заставляя их вздыбиться пучками на макушке. – Крис упомянул, что в Интернете были высказаны некоторые вещи, вот и всё. Я не хочу, чтобы ты неожиданно на них наткнулась.

– Какие вещи?

– Глупые люди, которым больше нечего делать, только и всего. Не твои друзья. Никто из них тебя не знает, Шарли.

– Какие вещи? – спросила я снова, чувствуя, как горло горит от страха.

– Просто… – уныло вздохнул он. – Что ты делала, когда она пропала? Почему наши дети в порядке?

Я отшатнулась, как если бы он меня ударил.

– О, Шарлотта, – сказал он, потянувшись и взяв меня за руки.

– Я не могу разговаривать об этом сейчас! – вскрикнула я, вырываясь.

– Прости меня. – Том уставился на меня, словно ему было больно или он волновался, а может быть, и то, и другое. – Мне не следовало ничего говорить.

– Ну, теперь уже слишком поздно, не так ли? – оборвала я его и побежала к машине, прежде чем он успел бы произнести еще хоть одно слово.

Я редко бывала в доме Гарриет, потому что она предпочитала сама приходить ко мне. Она часто сидела возле моего кухонного островка и нежно водила руками по его дубовой поверхности, как будто та была сделана из самого драгоценного дерева.

«Гарриет, тебе не стоит волноваться», – рассмеялась я однажды, когда она осторожно приподняла свою кофейную кружку, проверяя, не остались ли мокрые кольца, потому что я не дала ей подставку.

«Привычка», – пробормотала она, смущенно улыбаясь.

«Ну, я не беспокоюсь о пятнах, – заметила я. – Дети ставят их достаточно много».

Но она всё равно проводила рукой по поверхности и рассказывала обо всем, что ей нравится в моем доме, пока я внутренне умоляла ее остановиться.

В отличие от моего, дом Гарриет был маленьким и невыносимо темным. В первый раз, когда я его посетила, она извинялась за недостаток света, быстро провожая меня на кухню в задней части дома.

«Не глупи, всё замечательно, – сказала я. – Не могу поверить, что ты покрасила всё это сама».

«Ну, на самом деле красить здесь было особо нечего, – вздохнула она. – Он не очень большой. Не такой, как твой прекрасный дом».

В следующий раз, когда Гарриет была у меня, я поймала себя на том, что нарочно указываю на сколотый плинтус, стол, требующий ремонта, и трещину, проходящую вдоль потолка гостиной.

Я тоже придумывала всякие штуки. Маленькие безобидные истории, показывающие мою, как она думала, идеальную жизнь на самом деле не такой уж идеальной. Я жаловалась, что Том слишком много работает и я почти его не вижу. Рассказывала, как я иногда ненавижу свою собственную работу и мечтаю оттуда уйти. Я говорила, что ей повезло быть замужем за Брайаном, который всегда возвращается домой к пяти тридцати вечера, и они могут пить чай всей семьей.

Я не лгала, когда говорила, что ужин в нашем доме не был приятным переживанием. Моим детям не нравилась одна и та же еда, и большинство вечеров заканчивалось тем, что я давала им рыбные палочки или пиццу, потому что это единственные блюда, на которые никто не жаловался. Однако я умолчала, что Том только усугублял мои страдания во время кормления, поэтому мне легче было переносить их без него. Я не призналась, что мысль о том, как он заходит в дверь в пять тридцать каждый вечер без опозданий, на самом деле является моим персональным адом.

Но Гарриет выглядела умиротворенной, когда сказала:

– Да, мне очень повезло, что Брайан никогда не работает допоздна.

Я свернула с основной дороги к домам, плотно скученным вместе. «Друг на друге», – говорил про них Том.

Даже в это время, вечером, улица Гарриет была переполнена машинами. Мне пришлось проехать мимо дома, чтобы найти тесное парковочное место между двумя просевшими бордюрами на другой стороне дороги.

Рядом с палисадником Гарриет болталась кучка журналистов, поэтому мне дали номер офицера по контактам с семьей, чтобы позвонить, когда я приеду. Она выйдет и встретит меня. Я оглянулась на дом – его окна потемнели от задернутых штор. От мысли, что они сидят внутри, поглощенные несчастьем, случившимся из-за меня, мне захотелось вновь запустить двигатель, развернуться и уехать прочь. Но я не могла позволить себе такой роскоши. Проглотив комок, застрявший в горле, я набрала номер и сообщила ответившей женщине, Ангеле, что я здесь.