Франк Тилье - Последняя рукопись

Позаимствовать… Совершить плагиат… К горлу подступила тошнота. Что случилось с ее памятью? Почему криптомнезия коснулась этой книги, стерла воспоминания о ней? «Ваш псевдоним – это епитимья? Чтобы никогда не забыть?» – бросил Джордано. Но что забыть? Лин вспомнила свое часто возвращающееся видение, сопровождающее ее большую часть жизни, – рука Нила, тянущаяся к ее горлу. Подумала о мрачности своих сочинений, об истоках своей потребности писать. Вопреки тому что она рассказывала журналистам, все это должно иметь какой-то смысл.

Психиатр вернулся в 14:50 и на время избавил Лин от ее терзаний. Его движения несколько стеснял черный труакар, на голове плотно сидел бутылочно-зеленый стетсон. Лин сунула книжку в карман, бегом обогнала психиатра и преградила ему дорогу:

– Доктор Бартоломеус? Я не собираюсь отвлекать вас надолго. В рамках работы, о которой я вам коротко расскажу, мне потребуется кое-какая информация о ведущемся сейчас деле. Вы принимали в нем участие как эксперт. Мы можем поговорить? Например, после окончания приема? Это не займет много времени.

Бартоломеус окинул неожиданное препятствие удивленным взглядом, обошел его и двинулся дальше, засунув руки в карманы. Наглухо закрытый, как ворота тюрьмы.

– Сожалею, но так это не делается, и без специального запроса я не разглашаю подобную информацию кому бы то ни было…

Лин слегка распахнула куртку:

– Это сгодится в качестве запроса?

Он резко остановился. В правой руке Лин сжимала пистолет и сквозь ткань направляла ствол прямо на него. Из-под черной шерстяной шапочки на лоб стекали капли пота. Чтобы придать себе мужества, она представила фотографию Сары.

– Одно слово, одно движение – и я без колебаний применю оружие. Сейчас мы спокойно войдем. Вы впереди. Не делайте глупостей, и все будет хорошо.

Она встала у него за спиной. Бартоломеус повиновался. Стараясь говорить твердо, он уведомил секретаршу, что его ни в коем случае нельзя беспокоить, и в сопровождении Лин вошел в кабинет. Не спуская с него глаз, она заперла дверь на ключ. Психиатр со слегка приподнятыми руками, чтобы были видны ладони, укрылся за письменным столом.

– Послушайте, вы…

– Я здесь не для того, чтобы причинить вам зло. Вы ответите на мои вопросы, и я уйду. Только не говорите мне о профессиональной тайне.

– Я… Можно мне хотя бы сесть?

Лин кивнула. Она взвешивала каждое свое слово, буквально цедя их сквозь шарф. Важно не сказать лишнего и сохранить анонимность. На худой конец, пусть думает, что она сбежала из сумасшедшего дома. Ей бы это очень подошло.

– Дело Джордано, Лион, две тысячи одиннадцатый год. Вы участвовали в нем как эксперт. Что вы можете об этом сказать?

Врач поджал губы.

– Ничего, я не…

– Доктор!

Он посмотрел на дрогнувший ствол ее пистолета.

– Что вы хотите узнать?

Лин бросила ему флешку.

– Все. Я полагаю, вы составляете полный отчет по каждому делу и сохраняете все на своем компьютере. Запишите на эту флешку. А потом дайте пояснения.

Сквозь прогрессивные линзы очков он внимательно посмотрел на флешку, взял ее и нехотя повиновался. Лин следила за его действиями, стоя у него за спиной. Как только файл был скопирован, она забрала флешку и положила ее в карман.

– Прекрасно. А теперь я вас слушаю. И будьте точны, это избавит меня от необходимости перелопатить всю папку.

Он хранил молчание, поэтому Лин пришлось приставить пушку к его затылку.

– Предупреждаю в последний раз.

– Суд… суд по делу Джордано проходил при закрытых дверях по просьбе одной из потерпевших сторон, потому что он… касался актов изнасилования и применения жестокости. Он никак не освещался в средствах массовой информации, пресса была не в курсе. Этот процесс требовал особого внимания, поскольку мог нанести большой ущерб репутации французской полиции.

«Изнасилование»… «Жестокость»… Лин почувствовала, как оружие дрожит у нее в руках. Внезапно занервничав, она присела в кресло слева от психиатра.

– Что сделал Грегори Джордано?

– Он… Прежде следует восстановить контекст. В то время подразделение, в котором служил Джордано, занималось разоблачением сетей торговли людьми, что представляло собой, без сомнения, самый сложный участок работы. Педофилия, изнасилования, рабовладение, жестокое обращение – расследование подобных преступлений дает этим полицейским заработок… Для них… для них это означает каждый день сталкиваться с самым отвратительным злом и насилием в чистом виде – от пробуждения и до сна (если когда-нибудь им вообще удается поспать). Они постоянно находятся на пределе, противостоят таким ужасам, что порой сами не могут понять, где граница между добром и злом…